Джордж Байрон - Лара

Прошли года.
Они равно бегут
для тех, кто странствуют,
и тех, кто ждут.
Но здесь устало Время; без вестей
Его крыла становятся слабей.
И всё былое счесть готовы сном,
И верят в настоящее с трудом.

В поместье Лары празднество царит,
Рабами гнет цепей почти забыт;
Вернулся вождь нежданный — долгий срок
Изгнанья добровольного истек.
На лицах радость, в замке суета,
Сверканье чаш, и флагов пестрота;
Камин приветным запылал огнем,
Окрасив даль за расписным окном;
А слуги, окружившие очаг,
Шумят все враз — и смех во всех очах.

Он снова здесь — зачем же брег родной
Он покидал?…Оставшись сиротой,
Дитя — не мог постичь утраты он,
И тяжким был наследством наделён —
Свободой действий. Власти нет страшней,
Покой душевный несовместен с ней.
Кто б вовремя пресек ему пути,
Способные к паденью привести?
Юнец, людьми он правил, — а ему
Наказ ещё был нужен самому.
Прослеживать не стоит и труда,
Какими лабиринтами тогда
Промчался он; хоть путь недолог был,
Но половину жизни в нём убил.

И в юности он бросил отчий край,
Но после отзвучавшего «прощай»
Растаял след его, и с каждым днём
Всё реже люди думали о нём.
Отец был мёртв; вассалы ничего
Не ведали о Ларе; от него —
Ни слова, хоть догадкам нет числа;
Тревога в равнодушье перешла;
Портрет его тускнел; пустой покой
Его не слышал имени; другой
Его невесте слёзы осушил;
Не помнил юный; старый — опочил,
И лишь наследник восклицал, изныв
По траурным одеждам: «Он всё жив!»
Украшен вечный дом его отцов
Великолепьем хмурым ста гербов,
Но одного меж тех недостаёт,
Кто там в стенах готических гниёт.

Не ждали, что один прибудет он.
Зачем вернулся, из каких сторон —
Гадать не смеют; удивить их мог
Не сам приезд — отлучки долгий срок.
При нём и свиты почитай что нет,
Лишь паж, чужак по виду, юных лет.
Прошли года; они равно бегут
Для тех, что странствуют и тех, что ждут;

Но здесь устало время; без вестей
Его крыла становятся слабей.
И все былое счесть готовы сном
Иль верят в настоящее с трудом.
Он жив, хоть зрелости его расцвет
Ожгло касание забот и лет;
Грехам его — коль помнит их иной —
Судьбы неверность быть могла виной;
Дурной иль доброй славы днесь лишен,
Мог поддержать бы славу рода он;
В былые годы слыл он гордецом
И полюбил успех ещё юнцом;
Но быть искуплен грех подобный мог,
Коль не успел перерасти в порок.

И вскоре все одно понять могли —
В нём перемены впрямь произошли.
Морщины на челе его для них —
Страстей примета, но страстей былых;
Он столь же горд, но юный пыл забыт;
Небрежный тон речей, холодный вид,
Осанка величавая, и взгляд,
Ловящий всё, что на сердце таят;
И едкость речи: тот, чьё сердце свет
Когда-то жалил, — жалит всех в ответ,
Как будто в шутку; вы бы не смогли
Сознаться, что укол вам нанесли;
Таким предстал он; прочее ж едва
Уловит взор иль выразят слова.
Других влекут любовь, успех и честь,
Пускай не всякий может их обресть;
А Лару вряд ли эта жажда жгла,
Хоть, кажется, недавно в нём жила;
Но чувством сильным, спрятанным от глаз,
Вдруг озарялся бледный лик подчас.

Расспросов долгих о пережитом
Он не любил; не говорил о том,
В каких чудесных землях он блуждал
Безвестным — как, похоже, сам считал.
И люди зря его ловили взгляд
Иль мнили, что пажа разговорят:
Увиденное в тайне он хранил,
Чужого любопытства не ценил;
Настойчивей вопросы — лик мрачней,
И следует ответ ещё скудней.

И в свете — не без радости — его
Узрели вновь, приняв как своего;
Вступил он в круг вельмож своей страны,
С кем сан и власть сближать его должны;
Средь вихря их веселий наблюдал,
Как всякий наслаждался иль страдал;
Но, наблюдая, не делил меж тем
Ни мук, ни радостей, присущих всем;
Не гнался за мечтой, что их зовёт,
И рушась вечно, всё же в них живет:
Тень славы, иль наживы сладкий груз,
Любовь красавицы, победы вкус…
Искавших путь к нему, казалось, вдруг
Отбрасывал назад незримый круг;
Укор, застывший в глуби этих глаз,
Осаживал нескромных всякий раз;
При нём меж робких разговор смолкал,
Иль общий шепот страха пробегал;
Но мудрое решило меньшинство:
Он лучше, чем сулит нам вид его!

Всё это странно: в юности былой
Он жаждал наслаждений, рвался в бой;
Любовь, сраженья, море, — все пути,
Где б мог восторг иль гибель он найти,
Изведавши поочередно, он
Был радостью иль мукой награждён,
Не пошлой серединой; чувствам был
Защитою от мысли самый пыл;
В нём было сердце бурею полно,
И презирало бунт стихий оно;
Дух упоенный небо наблюдал:
Неужто там сильнейший обитал?
Всех крайностей невольник, как был он
От этих снов безумных пробуждён?
Бог весть! когда ж виденье унеслось,
Он проклял сердце: не разорвалось!