Дана Арнаутова - Дорогой Жан...

Я прожил сорок три года, став Жаком Дуаньяром не по имени, но по сути: характером, образом мыслей, манерами и склонностями. Жан Дуаньяр, убийца и урод, погиб на скалах Эрбийон.

Остальное вы, наверное, уже знаете. Спустя сорок три года назад я вернулся в родовой дом, чтобы умереть, но вместе со мной — как я думал — в Сен-Бьеф вернулась смерть. Господин Гренобль и все, кто читает это письмо, повторяю: мне нет нужды лгать. Я полностью и безусловно убежден, что смерти этих девушек — дело рук доктора Мартена. Полагаю, я стал бы идеальной кандидатурой на роль убийцы для полиции: безумный, больной, с темным пятном в прошлом. Жак, разумеется, не мог правильно оценить действия Мартена, но я убежден, что в обезболивающих пилюлях, которые вы найдете в этом письме, содержится наркотическое вещество, влияющее на сознание. Единственное, чего не предусмотрел Мартен, так это того, что хрупкая оболочка Жака не выдержит напряжения и лопнет, пробудив меня.

Вчера я наконец завершил свою последнюю работу в лаборатории, приготовив вытяжку болиголова. Это та самая трава, что греки именовали цикутой. Последний кальвадос Дуаньяров — наш лучший кальвадос! — скрыл привкус, когда сегодня утром я попросил доктора Мартена выпить со мной, как уже бывало не раз. Затем я попрощался с ним, прикинувшись засыпающим, что доктор должен был приписать своим пилюлям. Моя доза яда была меньшей, но я уже чувствую симптомы отравления, значит, скоро все кончится для нас обоих.

Понимаете, господин Гренобль, я ничего не смогу доказать. Разве что собственную невиновность, но это меня волнует меньше всего. Мартен — я чувствую — похож на меня. Жак почти понял это, он увидел того же зверя, глядящего из зрачков милейшего доктора, существо, равно чуждое злу и добру, как оценивают их обычные люди. Да, я вполне понимаю доктора Мартена. И именно поэтому я остановил его, как сорок три года назад остановил самого себя — единственным доступным мне способом.

Жак Дуаньяр, убитый мною сорок три года назад, умер второй раз вчера, оставив мне в наследство два дня жизни, которые я потратил с толком, вы не можете этого не признать. Все эти годы он жил вместо меня, умершего в тот же самый день, так что, считаю, я полностью расплатился по счетам. Господин Гренобль, вы многие годы были нотариусом нашей семьи. Я прошу вас передать письма Жака властям, как свидетельство сказанного мною и основание для расследования действий доктора Мартена. Кстати, при одной из наших последних встреч вы назвали меня Жаном, но тут же исправились. Любопытно, было ли это простой оговоркой или вы все же чувствовали что-то? Впрочем, неважно. Прощайте, господин Гренобль.

П. С. Это последняя бутылка настоящего кальвадоса Дуаньяров. Я от всей души прошу вас, единственного, кто может оценить этот напиток по достоинству, выпить ее в память о Жаке Дуаньяре, который не успел попробовать кальвадос нового урожая. Но я верю, что он будет неплох. Дуаньяры ушли, теперь уже навсегда, пусть же приходят другие, снимая плоды с наших яблонь и вспоминая нас.