Еврипид - Алькеста

Геракл

Нет, точно здесь жена твоя, Алькеста.

Адмет

Не призрак ли ее, смотри, Геракл!

Геракл

Твой гость пока, а не Гермес с тобою.

Адмет

Не сам ли я Алькесту хоронил?

Геракл

1130 Уверься, друг... Хоть, точно, это странно.

Адмет

Могу ль до ней коснуться и привет

К ней обратить?

Геракл

Пожалуйста, Адмет...

Чего желал, ты всем теперь владеешь.

Адмет

(обнимая неподвижную, бледную и безмолвную Алькесту)

О милые черты! О нежный стан...

Мечтал ли я, что вас опять увижу?

Геракл

Она - твоя. Богов, однако ж, бойся

Завистливых...

Адмет

О благородный сын

Великого Кронида, будь же счастлив.

Да сохранит тебя отец за то,

Что ты один и нас и дом восставил.

Но как же ты ее добился воли?

Геракл

1140 Затеял бой я с демонским царем.

Адмет

Ты с демоном сражался смерти, точно?

Геракл

Над самою могилой оцепил

Его руками я, засаду кинув.

Адмет

Но отчего ж она молчит, скажи?

Геракл

Богам она посвящена подземным,

И, чтоб ее ты речи услыхал,

Очиститься ей надо, и три раза

Над ней должно, Адмет, смениться солнце.

Но в дом веди ее.

А сам всегда

Будь справедлив и гостя чти. Простимся.

Мне предстоит работа: для царя

1150 Свершу ее, рожденного Сфенелом.

Адмет

Останься здесь: будь гостем дорогим.

Геракл

Нет, до другого раза. Дело ждет.

Адмет

Ну, добрый путь тебе, возврат счастливый!

Геракл уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ,

и последнее

Без Геракла.

Адмет

Вы, граждане всех четырех концов

Фессалии, почтите хороводом

Счастливый день, и жир на алтарях

Пускай, дымясь, богам отраден будет!

Я зависти небесной не боюсь

И солнцу говорю: "Гляди - я счастлив".

(Уходит в дом с Алькестой среди радостных восклицаний.)

Последние лучи солнца.

Хор

(удаляется под мерные звуки анапестов)

1160 Воли небесной различны явленья:

Смертный не может ее угадать.

Много проходит бесследно надежд,

Многое боги нежданно дают,

Драме ж на этом и славу поют...

^TПРИМЕЧАНИЯ^U

Согласно античным свидетельствам, Еврипид написал девяносто две драмы, часть которых была утеряна довольно рано. Однако александрийские филологи III в. до н. э. еще располагали не менее чем семьюдесятью пятью его подлинными произведениями, и выпущенное ими издание было широко известно в античном мире в течение последующих четырех-пяти веков. Во II в. н. э., вероятно, во времена римского императора Адриана (117 - 138), неизвестный составитель, руководствуясь сложившимися читательскими симпатиями и нуждами школы, отобрал из трагедий великих афинских драматургов по семь произведений Эсхила и Софокла и десять - Еврипида ("Алькеста", "Медея", "Ипполит", "Андромаха", "Гекуба", "Троянки", "Финикиянки", "Орест", "Вакханки" и "Рее"). К этому изданию восходят четыре средневековые рукописи XII - XIII вв., в то время как две рукописи XIV в. содержат, кроме перечисленных выше, еще девять пьес Еврипида. Так как их названия начинаются со следующих в греческом алфавите друг за другом букв Е, Н, I, К (эпсилон, эта, йота, каппа), а в античных изданиях трагиков драмы следовали друг за другом как раз в алфавитном порядке названий, то не вызывает сомнений история возникновения подобного свода трагедий Еврипида: какому-то издателю случайно попали в руки два папирусных тома из полного собрания произведений Еврипида, которые он и присоединил к уже имевшему широкое хождение сборнику из десяти пьес. Кем и когда было составлено это более обширное издание, не известно; судя по находимым до сих пор папирусным отрывкам, Еврипида читали в греческих городах Египта вплоть до V-VI вв. н. э. Как показывают рукописи, обнаруженные совсем недавно в Хирбет-Мирде (район Мертвого моря), трагедии Еврипида попали на рубеже раннего Средневековья в иудейские поселения Палестины или даже к населявшим их позже арабам. Во всяком случае, до нового времени дошло девятнадцать произведений Еврипида, в том числе сравнительно большая группа трагедий последних лет его жизни (от "Электры" до "Ифигении в Авлиде") и единственная целиком сохранившаяся сатировская драма "Киклоп". Принадлежность Еврипиду дошедших произведений бесспорна, кроме трагедии "Рес", в подлинности которой возникли сомнения уже в древности. Недостатки в драматическом построении и ряд стилистических особенностей приводят большинство современных исследователей к мысли, что "Рес" написан в IV в. может быть, не без влияния одноименной трагедии Еврипида, впоследствии утраченной. В настоящем издании она помещена в приложении ко II тому.

Первые переводы Еврипида на русский язык стали появляться в начале XIX в.: еще А. Мерзляков перевел отрывки из "Алькестиды", "Гекубы" и "Ифигении в Тавриде". До сих пор сохраняют художественное значение переводы В. И. Водовозова ("Ифигения в Авлиде", 1888), В. Г. Аппельрота ("Гераклиды", 1890), Д. С. Мережковского ("Медея", "Ипполит", 1895, 1902 и ряд переизданий), А. В. Артюшкова ("Ион", "Киклоп", в его сб. "Котурн и маски", 1912), А. И. Пиотровского ("Ипполит", в его сб. "Древнегреческая драма", 1937; несколько неизданных переводов А. И. Пиотровского хранятся в РГАЛИ). Но единственным поэтом, который осуществил перевод полного корпуса драм Еврипида, оставался Иннокентий Федорович Анненский (1855 - 1909), один из первых русских символистов. Он работал над ним около 15 лет, это стало подвигом его жизни. Для русского читателя XX в. Еврипид воспринимается только через призму перевода Анненского; настоящее издание - это литературный памятник сразу двух эпох, греческой классики и русского модернизма.

Перевод Анненского высокохудожествен, но это не значит, что он идеален. В духе своего времени Анненский представлял себе Еврипида таким, каким ощущал себя сам: утонченным, одиноким, непонятым - так сказать, облагороженным и гармонизированным образом "проклятого" поэта-декадента. От лица такого Еврипида он и писал свои русские тексты еврипидовских драм. Современникам это было очевидно. Ф. Ф. Зелинский, его товарищ по филологии и сам переводчик Софокла, писал в статье "Памяти И. Ф. Анненского": "То, что нам дал И. Ф., - это не просто русский Еврипид, а именно русский Еврипид И. Ф. Анненского, запечатленный всеми особенностями его индивидуальности. Мы можем сколько угодно отмечать его несогласие с подлинным Еврипидом; но если бы мы пожелали - и смогли - передать последнего по-своему, то все-таки вышел бы именно наш Еврипид, а не Еврипид просто. Специально И. Ф. очень дорожил индивидуальными особенностями своего перевода и сдавался только перед очевидностью".

Читатель нашего издания не должен забывать об этом ни на минуту. Причины "несогласия" перевода Анненского "с подлинным Еврипидом" были разные. Вопервых, те издания греческого текста, с которых делал сто лет назад свои переводы Анненский, уже не могут считаться достаточно удовлетворительными: многие места в наши дни читаются и понимаются по-иному. Во-вторых, стиль Еврипида - монументально четкий, сжатый, связный, логичный, как и у других аттических трагиков, - не всегда вязался с его представлением о Еврипиде, и он начинал украшать его собственными средствами эмоциональными эпитетами, прерывистыми интонациями, красивыми словами, порой нарочито анахроничными (герольд, девиз, вуаль и проч.). В-третьих, Анненский лишь условно передавал стиховую форму подлинника: в монологах и диалогах он переводил греческий "ямбический триметр" русским (более коротким) 5-стопным ямбом, избегал передачи маршевых анапестов (важных в трагедии), очень свободно передавал непривычный русскому читателю ритм хоровых партий, не всегда соблюдал симметрию строф и антистроф, изредка вводил рифму, которой античность не знала. От этого его перевод получался гораздо многословнее подлинника: на десять строк Еврипида у Анненского обычно приходится 12-13 строк перевода, это видно по нумерации на полях в нашем издании, соответствующей подлиннику, а не переводу. В-четвертых, наконец, он целиком от себя вписывал в текст Еврипида сценические ремарки, декораторские и режиссерские, руководствуясь только вкусами и представлениями своего времени: они должны были изображать не античную сцену, а идеальную сцену, будто бы "предносившуюся воображению поэта" (по изысканному выражению Ф. Ф. Зелинского).