Мейси Ейтс - Невеста в наследство

К концу вечера в зале не осталось ни одного мужчины, который бы не испробовал еды из рук Изабеллы. Они подходили к ней по очереди и кланялись – знак почитания и повиновения, который редко оказывался женщинам, – предлагая свое гостеприимство на случай, если она будет проезжать мимо их поселений.

Для Изабеллы не имело значения, с кем она говорила, – она проявляла неподдельный интерес к человеку, так что он чувствовал свою значимость.

Она выглядела прекрасно, хоть и устала – было видно, как ее лицо побледнело от изнеможения.

– Где ты так научилась работать на публику? – спросил Адхам, когда они вышли из зала.

Она пожала плечами, глядя куда-то вдаль, в пустыню.

– Моя семья организовывала множество встреч в Туране, и мы посещали мероприятия за пределами страны. Я тебе говорила, что знаю много языков и мне часто приходилось общаться с высокопоставленными лицами. Меня воспитывали быть королевской женой.

– Тебя воспитали хорошо.

– Да, хорошо. И мне это даже нравится, мне нравится общаться с людьми. Мне интересны их рассказы о жизни, мечтах и проблемах.

– Я никогда не пытался познать народ, – заметил Адхам, вдруг осознав, насколько правдивы были его слова.

Он не считал их своими друзьями – никого, кроме Хассана.

– Когда я тебя впервые встретил, ты показалась мне эгоистичной, – сказал он, вспоминая свои первые впечатления о ней. Тогда она была избалованным ребенком из богатой семьи, который ныл и хныкал, потому что не хотел переезжать из одного дворца в другой. – Но это был единственный момент твоей жизни, который ты припасла для себя, не так ли?

Изабелла тихо засмеялась:

– Однажды я упросила золовку прогуляться со мной по магазинам, а она, бедняга, сама не знала, что мы ушли втайне от всех. Эта затея оказалась плохой.

– А сейчас ты думаешь, что путешествие в Париж тоже было плохой затеей?

– Не знаю, Адхам. Я стала хотеть гораздо большего.

– Тебе не хочется выходить замуж по расчету?

Их взгляды встретились.

– Какая разница? А разве могло быть иначе? Я не могла смотреть на других мужчин, не могла думать о… сексе.

Изабелла дотронулась до руки жениха, и по телу его пробежал электрический разряд.

– Только с тобой… я поняла, чего хочу на самом деле. – Она облизнула губы. – Тогда был еще один момент моей жизни, когда я думала только о себе, – прошептала она.

Адхам схватил ее за руку, прижал к двери, осыпая поцелуями ее соблазнительную шею. Он чувствовал ее тепло и вкус соли на губах – в этом была вся Изабелла. Его Белла. Его.

Она простонала, и он накрыл ее губы поцелуем, страстно, жадно. Она ответила ему тем же, прижимаясь к нему плотнее. Вечернее платье сковывало движения.

Пытаясь раздвинуть ноги, она двигалась в такт его тела. Внутри Адхама горело желание, дикое, неконтролируемое.

Он обхватил ее бедро, опуская руку ниже, поглаживая выпуклости тела. Он разорвал прозрачную ткань с замысловатым бисерным узором, давая ей свободу движения. Изабелла обхватила ногой его бедро и двигалась ему в такт.

Он готов был кончить прямо здесь и сейчас – от ее стонов, от прикосновения ее языка, от тепла ее тела, тепла, которое говорило, что она готова. Еще один рывок – целомудренное одеяние спадет, обнажая ее тело…

– Извините… – нервозный голос сорвал с него вуаль сладострастия. Он отошел от Изабеллы и, повернувшись, увидел молодого человека с потупленным взором.

– Звонит шейх Хассан, он хочет с вами говорить.

Адхам посмотрел на Изабеллу. Она стояла, плотно прижавшись к стене, прищурив глаза, щеки пылали, грудь вздымалась и опускалась. С бедер свисал клочок разорванного платья, который обнажал ее гладкую золотистую кожу. Он чуть не взял Изабеллу прямо во дворце, почти перед гостями.

Эта новость была бы не менее шокирующей, чем рассказ о том, как он лишил ее девственности прямо на полу палатки среди пустыни, когда она еще была обручена с Хассаном.

– Спокойной ночи, Изабелла, – сказал он, уходя.

Он слышал ее прерывистое дыхание и понял, что она вот-вот разрыдается, но это его не остановило. Он не мог позволить ей взять над собою власть, не мог подчиниться своему желанию, забыв обо всем на свете. Даже на секунду он не мог позволить себе потерять контроль – последствия были бы плачевны.

Изабелла любовалась пейзажем, проносившимся за окошком джипа, но ей пришлось отвлечься.

– Ты опять не надела кольцо, – укоризненно заявил Адхам.

– Разве это что-то меняет? – спросила она, глядя на свою руку.

– Это меняет очень многое. Ты моя невеста и должна носить мое кольцо.

Она глубоко вздохнула, в груди закололо.

– Но это не твое кольцо, это кольцо Хассана. И это не мое кольцо, и оно не имеет для меня особой ценности.

– Ты ведешь себя как капризный ребенок.

– Возможно. – Хотя это было далеко от правды, и он упорно не хотел этого признавать. Помолвка не значила для него ровным счетом ничего. Ему было все равно, что кольцо доставил курьер и предназначалось оно для помолвки с совершенно другим человеком.

А ей, как и любой женщине, это казалось важным. У него же были раньше отношения. Ему следовало бы научиться разбираться в женщинах. Или, возможно, его связи были несерьезными, и он не мог представить, что такая мелочь имеет для женщины значение. При этой догадке ей стало и легче, и печальнее. Облегчением было думать, что сердце Адхама по-настоящему не принадлежало ни одной женщине, и печально становилось при мысли о том, что Адхам мог вот так бездушно, чисто из физических побуждений, завязывать отношения. Он был достоин гораздо большего.

Он схватил ее за запястье и поднял ее руку вверх.

– Я его сняла, когда отменили помолвку с Хассаном, и оставила во дворце, – предупредила Изабелла его молчаливый вопрос.

– Помолвку, изначальную договоренность, никто не отменял.

– Да, только жениха сменили. Какая случайность, не так ли?

Адхам ничего не ответил, лишь опустил руку и снова сконцентрировался на дороге.

– Бедуины могут поинтересоваться, – промычал он сквозь зубы.

– Пусть интересуются. Думаю, все умараханцы в курсе, что у нас сложилась необычная ситуация – я была обещана Хассану, но он избрал себе другую, и теперь я выхожу замуж за его брата. Вряд ли кто-то воспринимает наши отношения как общепринятые.

– Чем скорее из памяти народа сотрется этот скандал, тем лучше. Не вижу надобности привлекать еще больше внимания. Все равно, рано или поздно о нем позабудут. И чем чаще нас будут видеть вместе, тем более естественным будет восприниматься наш союз. А затем последует свадьба, дети, и о прошлом позабудут.

– То есть мы играем спектакль перед народом? В надежде скрыть правду?

– А разве народу лучше видеть напряженность наших отношений? Свадьбой мы пытаемся сплотить народ, и брак наш должен быть крепким.