Николай Самойлов - Священные сонеты

Молчанье ночи было нерушимым,
Казалось, погрузился в страшный сон,
Он был тягучим, липким, нестерпимым,
Как пытками, рождённый женский стон.
Стоял в кромешной тьме, ломая руки,
Но не сумел прогнать из сердца страх,
Потом, мои усиливая муки,
Прекрасный голос зазвучал в ушах,
Мне раз за разом слышалось – Ленора…
Казалось, ангелы, порхая в небесах,
Любимой имя, повторяли хором.
Потом оно возникло на губах —
Одно лишь имя, больше ничего
Не донеслось до слуха моего.

Когда я снова в комнату вернулся,
Тревога вновь сгустилась в тишине.
Раздался стук, я к двери повернулся,
Холодный пот струился по спине.
Звук стал слышней, отчётливей и резче —
Гость взялся за решётку на окне,
Теперь с ним разобраться будет легче,
Достаточно дойти до двери мне.
Шагнул вперёд, нахлынуло волненье,
Его, смиряя, открываю дверь,
Сковало плоть мою оцепененье,
Не оттого, что встретил рёвом зверь —
За дверью не увидел никого,
Лишь мрак кружил у дома моего.

Открыл окно, дрожа от возбужденья,
Из темноты черней, чем чёрный мрак,
Как важный лорд, вступило в дом виденье,
То ворон был, одетый в чёрный фрак.
Потрёпанный годами и ветрами,
Он был страшней, чем бурная гроза,
Пронзая мрак горящими глазами,
Уверено смотрел в мои глаза.
Войдя в мой дом, в поклоне не склонился,
Взмахнул крылом, на бюст Паллады сел.
Наглец, упрёк услышав, не смутился,
Как с пьедестала сверху вниз смотрел.
Сидел, смотрел, и больше ничего,
Ни звука не услышал от него.

Сказал ему с наигранным весельем:
Похоже, мрачный ворон, ты не трус,
Постриг хохол, готовясь к новоселью,
Но, вижу, горбит лет тяжёлый груз,
Тобою проведённых в царстве ночи,
Где правит всем безжалостный Плутон.
Он там живёт и царствует, как хочет,
От сотворения до нынешних времён.
Кто выгнал из гнезда тебя в ненастье,
Кто надоумил в дом явиться мой?
С тобой знакомство я сочту за счастье,
Мне имя благородное открой.
Клянусь его запомнить навсегда,
В ответ мне ворон каркнул: Никогда!

Отпрянул, этим словом поражённый,
Для птицы слишком ясной была речь.
Гость оказался птицею учёной,
Сумеет от печальных дум отвлечь.
Летели в ночь мгновенье за мгновеньем
Суровый ворон рта не открывал,
Сидел во тьме в немом оцепененье,
Себе из бюста сделав пьедестал.
Мне очень трудно было с тем смириться,
Что птица так трагически молчит.
Терпенья не хватило, стал сердиться,
Решил узнать, зачем он здесь сидит:
«Надолго ли явился ты сюда?»
Когда уйдёшь? Прокаркал: Никогда.

Сказал и замер, мне волнуя душу,
Казалось, к бюсту перьями прирос.
Никто молчанье ночи не нарушил,
Ни звука в тишине не раздалось.
Её спугнул я тихим бормотаньем:
«Друзья мои гостили у меня,
Но каждый раз кончалось всё прощаньем,
И чёрный ворон канет в свете дня,
Вновь буду одиноким, как всегда».
В ответ мне ворон крикнул: никогда.

Я замер, новой мыслью просветлённый:
А, может, гость не всё узнать успел,
Хозяин, к ранней смерти обречённый,
Уроки с ним закончить не сумел.
Остался ворон сиротой до срока,
Без крова, куска хлеба и воды,
Теперь по миру бродит одинокий,
И днём, и ночью в поисках еды.
Он, как и я, забыть не может горе,
Живёт, не принося другим вреда,
Твердит при встрече людям в разговоре
Одно и то же слово: «Никогда».

Угрюмый Ворон не хотел сдаваться,
Надгробным камнем в темноте застыл.
Не зная, как навеки с ним расстаться,
Ошеломлённый в кресло пал без сил.
Сидел, над древней тайной размышляя,
Смотрел на птицу канувших времён,
Ужасная, зловещая, худая,
Она пугала, как из гроба стон.
Кто научил его твердить всегда,
Одно и то же слово: «Никогда»?

Сидел, о прошлом ворона гадая,
Его глаза пронзали грудь насквозь,
Они горели, пламя извергая,
Такого раньше видеть не пришлось.
Я голову откинул на подушку
Свет лампы алый бархат озарял,
Когда – то он и волосы подружки,
Как голову мою сейчас, ласкал.
Тогда я думал: Это навсегда.
Тут ворон громко крикнул: «Никогда».

Мгновенно воздух сделался густым,
Насыщенным невидимым кадилом.
Раскачивал кадило Серафим,
Звон от шагов по дому разносило.
Несчастный – думал я: забудь утрату!
Не зря тебе Бог ангела послал.
Проходят дни, жизнь близится к закату,
Ты верен ей, её лишь прославлял.
Забвенье пей и позабудешь скоро
Утрату красоты своей Леноры.
Пей залпом и напьёшься навсегда,
В ответ мне ворон молвил: «Никогда!»

Пророк, – вскричал я, – или зла созданье?
Ты птица или демон? – отвечай.
Хочу услышать правду на прощанье,
Кого ты представляешь: Ад иль рай?
Я в доме ужаса один, покинут всеми,
Вокруг лежит, меня забывший мир,
Молю, открой решенье теоремы,
Как дальше жить, я без любимой сир.
Неужто нет бальзама в Галааде?
Смажь раны, боль забуду навсегда,
Жизнь без любимой стала хуже ада,
Когда увижусь? Ворон: «Никогда».

Ты мне награда или наказанье?
В уме ли я, иль ты мой тяжкий бред?
От Бога ты, иль адово созданье,
Ты птица, или демон? – дай ответ.
Как душу девы с именем Ленора
Сейчас на небе ангелы зовут?
Скажи мне правду, не желаю спора.
Молю, клянись, что вороны не лгут.
Пусть твой ответ мне будет приговором:
Когда сойдёмся с нею навсегда?
В ответ прокаркал ворон: «Никогда».

Не птица ты! Ты – чёрный знак разлуки! —
В отчаянье я закричал в ответ.
Зачем ты лжёшь, меня сжигая мукой,
У нас с тобою дружбы больше нет.
Вернись назад, в объятия Плутона,
Останусь я, как прежде одинок.
Вынь клюв из сердца, где тоска и стоны,
Меня он убивает, как клинок.
Покинь мой дом, исчезни навсегда,
Зловещий ворон крикнул: «Никогда».

Белеет бюст, на нём чернеет ворон.
Мне грудь прожёг его зловещий взгляд.
Гоню его – сидит, как уголь чёрен,
Глаза из тьмы мерцают и горят.
Свет лампы разбросал густые тени,
От ворона легла к моим ногам.
Она моё усилила смятенье —
Я понял, что с бедой не справлюсь сам,
Раздавлена душа проклятой тенью,
Не спрятаться, не скрыться никуда,
Не вымолить мне в эту ночь забвенья,
Тут ворон грозно каркнул: «Никогда».