Грэм Робб - Жизнь Рембо

Раньше обычно говорили с каким-то доброжелательным злорадством, что «Одно лето в аду» представляет сбой «проект ясновидца» Рембо – предупреждение тем, кто пренебрегает благами высшего образования: «Теперь он понял, что жизнь, которую он вел, была безрассудной и неправильной, что порок был глуп и таким же было распутство, что она не принесла ему ничего, кроме угрызений совести, сожаления и плохого здоровья» [488].

В самом деле, «Одно лето в аду» является прекрасным свидетельством того, что «я есть некто другой», одно из первых современных произведений литературы, показывающих, что эксперименты с языком также являются исследованиями собственного «я». Это объединяет, как ускоритель частиц, две отталкивающиеся друг от друга формы мышления – механистическую и религиозную, – что придает «письму ясновидца» захватывающую неправдоподобность. Нет даже уверенности в том, что самокритичные выводы Рембо дискредитируют мессианскую часть проекта, поскольку эта «квазисвященная книга» [489]ответственна за некоторые подлинные преобразования.

Что бы ни предполагала биография, но прочная оригинальность Рембо состояла не только в социально неадекватном поведении. Другие дети, которые нуждались в отце и сомневались в любви своей матери, ведут себя аналогичным образом. «Одно лето в аду», с другой стороны, не имеет прецедентов. Даже « пост цеденты» трудно найти. За пятьдесят лет до «Улисса» и The Waste Land («Бесплодных земель») восемнадцатилетний Рембо изобрел лингвистический мир, который можно счастливо исследовать годами как помойку цивилизации.

Список возможного влияния может занимать почти столько же места, как и сам текст, перечислим лишь самые очевидные источники вдохновения: Книга Исаии, Книга Иова, Екклесиаст, Псалмы, Евангелие, Откровения; «Фауст» Гете; Шекспир, которого Рембо просил Делаэ купить для него в дешевых изданиях; призрачные истории Мишле, иконоборческий детерминизм Тэна [490], альтернативный мир мистических социалистов; сказки и мелодрамы, политические и эстетические лозунги; поэзия Верлена, разговоры в кафе и домашние истины мадам Рембо. «Одно лето в аду» было «Цветами зла» без севера и юга Добра и Зла, без Размышлений , без философии «раз и навсегда»; автобиографией, которая также является историей западного мышления [491].

Немногие поэты получают такой бурный урожай.

«Моя судьба зависит от этой книги», – говорил Рембо Делаэ. У Рембо не было ученой степени, а потому «Одно лето в аду» – его единственное доказательство профессиональной квалификации. Как указывал Верлен, изданная книга – это как раз то, что производит впечатление на потенциальных учеников.

Мадам Рембо, по-видимому, смогли убедить. Считается, что она спасла один из шедевров мировой литературы от забвения, оплатив его печать. Рембо отослал свою рукопись в Брюссель типографу по имени Жак Пут. Так как Пут & Co публиковали авторитетный юридический журнал, Рембо, возможно, воспользовался услугами именно этого печатника благодаря рекомендациям судьи.

Незадолго до или сразу после девятнадцатого дня рождения Рембо (20 октября 1873 года) месье Пут написал, что книга готова. Рембо отправился в Брюссель и, бросая вызов судьбе, снял номер в гостинице, где Верлен стрелял в него. Потом он пошел на рю о Шу (Капустную улицу), чтобы забрать авторские копии.

Рембо заказал необычайно большой тираж 500 экземпляров, Верлен сказал бы ему, что это слишком оптимистично. Даже при наличии хорошей репутации, друзей из прессы, толкового издателя и магазина, витрина которого выходит на бульвар, а, кроме того, популярной темы и стиля – для поэта было бы большой удачей продать и 300 экземпляров.

Рембо обещал выплатить остаток – полную стоимость тиража – через несколько дней и ушел с десятком экземпляров.

Это была невинная с виду книжечка. У издания не было ни титульного листа, ни форзаца, ни выходных данных. Почти треть из пятидесяти четырех страниц была пустой, подчеркивая разрозненный характер девяти «историй», или, как начальный раздел их называет, «эти мерзкие страницы из моей записной книжки проклятого».

Название было красным, имя автора – «А. РЕМБО» – черным, что придавало ей поверхностное сходство с бодлеровскими «Цветами зла». Но посредине обложки, почти столь же крупно, как само название, были написаны слова: «ЦЕНА: ОДИН ФРАНК». На первой и единственной книге Рембо значилось: «напечатано Пут & Co на рю о Шу в Брюсселе».

Всегда есть что-то в изданной книге, что походит на пародию ее автора. Оригинальное издание содержит около пятнадцати ошибок, которые Рембо, будучи исключительно осторожным со своими переписанными набело копиями, конечно же заметил бы: неправильный род, неверная пунктуация и оформление, и некоторые орфографические ошибки – personnne, bouilllon, puisser – вместе с упрямо повторяющимися опечатками, которые, как всегда кажется, прячутся до тех пор, пока книга не будет напечатана: La dernière innoncence («последняя невинность» превратилась в «нонсенс») [492].

Дитя осиротело почти сразу после того, как оно вышло из печати. Рембо не вернулся, чтобы оплатить остаток. До 1901 года, когда преемник месье Пута обнаружил на складе нераспечатанную пачку, единственными копиями, которые попали во внешний мир, были те, что Рембо забрал с собой в октябре 1873 года. Он отложил одну, чтобы послать в тюрьму (знаменитая сдержанная надпись « П. Верлену / А. Рембо » – подделка) [493], а затем отправился в Париж.

Соглядатаи, для которых не было ничего невинного, рапортовали, что Артюр Рембо, девятнадцати лет (его последний день рождения не забыли), «уехал украдкой» [494].

Как правило, первые дни после выхода книги богаты событиями: посещение редакторов, посвящения, отзывы и праздничные ужины. Все, что известно об этом периоде Рембо, лишь то, что он был в Париже 1 ноября: часть денег, предназначенных для Пута, была истрачена на билет на поезд [495]. Он раздал три экземпляра книги: один – Форену, другой – Раулю Поншону, молодому зютисту, который писал застольные песни и жил в «комнате», сделанной из ящиков, и последний – Жану Ришпену, которому еще предстояло сделать себе имя как поэту. Две другие копии отправились к Делаэ и еще одному старому школьному приятелю – Эрнесту Мийо.

В 1998 году обнаружилась копия с вложенной полоской бумаги – адресом Регаме. Рембо, возможно, раздарил больше копий, чем мы знаем, но лишь немногие были готовы раскрыть себя как бывших друзей поэта-гомосексуалиста. Рауль Поншон всегда отрицал, что получил копию [496].

Из семи известных получателей «Одного лета в аду» только один мог бы открыто заявить об этом, но он сидел в тюрьме. До статьи Верлена в Les Poètes maudits («Проклятых поэтах») 1883 года нет письменных свидетельств о реакции на книгу. Поскольку ошибки в копиях, которые Рембо раздал друзьям, не были исправлены, есть вероятность, что он и сам не прочитал ее.