Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

Если рассказ понравится, сестры обещали платить ей по десять фунтов за тысячу слов. «Забудь, дорогая, про охоту на слонах и пряные тропические ароматы, – сказала ей Вайолет, когда-то сидевшая в тюрьме вместе с Эммелин Панкхёрст и курившая тонкие сигары «Шерут». – Приподними крышку над тем, что на самом деле творится в Индии, и попробуй понять, что там намерены делать, когда рухнет весь их порядок вещей».

«Во-первых, – продолжала Вива, – это дама «мэмсахиб», что на хинди означает «жена господина»; все мэмсахибы плывут на этом пароходе первым классом». («Проверить, нет ли их в каютах второго класса», – пометила Вива на полях, поскольку еще не успела осмотреть судно.)

// Я видела мэмсахиб в стильной столовой; их оперение было самым разным – одни из них предпочитали простые одежды из метрополии: серовато-бурый твид, шелковые платья различных картофельных оттенков, практичные туфли и толстые чулки. Некоторые дамы выглядели так, словно их сердце уже было разбито тем, что они ехали в Индию.

Другие были немыслимо элегантными; может, они уже знали, что в Индии их мало что ожидало, только клуб, теннисный корт или охота, где тот же самый узкий круг соотечественников будет взирать друг на друга с хищным восторгом, и поэтому решили для себя не проигрывать на состязаниях актуальной моды.

Еще здесь много нервных молодых девушек, которые давно уже получили насмешливое прозвище «рыболовецкая флотилия». Они ехали в Индию в расчете найти там себе мужа. Девушки ездят вот так, с насаженной на крючок наживкой, с начала девятнадцатого столетия. //

(«КОГДА ТОЧНО? НАДО С НИМИ ПОГОВОРИТЬ», – нацарапала она на полях.)

// Многие едут после окончания лондонского Сезона, этого прославленного рынка невест, где они, вероятно, потерпели неудачу на первом же барьере. Индия, где мужчины из их класса в два-три раза превосходят по численности женщин, станет для них последним местом, где нужно использовать шанс и найти себе мужа. //

Ненадолго отложив ручку, она подумала о Розе, от которой пахло девонширскими фиалками. Тори права – ее подруга ослепительно хорошенькая. В ней, пожалуй, воплотился чисто британский тип невинной девушки с чистой кожей и милой робостью при общении с мужчинами.

В первый вечер плавания Вива зашла в каюту к девушкам – узнать, все ли у них в порядке. Дверь была не заперта, и, когда она заглянула в нее, Роза лежала ничком на кровати и тихонько рыдала. При виде Вивы она немедленно вскочила и что-то забормотала насчет ее брата или, может, отца – того бедняги, который во время отплытия парохода выглядел абсолютно убитым, – и извинилась за свои слезы. А Вива ощутила, как ей показалось, материнский импульс – ей захотелось обнять бедную девочку, утешить ее, но она понимала, что это лишь приведет к взаимной неловкости.

«Нет, надо обойтись без сантиментов, – подумала она. – У меня каменное сердце. Почему бы и нет?»

// Для кого-то, возможно, это станет путешествием в кошмар: на таких же пароходах плыли те, кому потом было суждено погибнуть в 1857 году в Канпуре во время восстания сипаев. Другие умрут от страшной жары, или получат случайную пулю на охоте, или потеряют своих детей из-за страшных тропических болезней, или будут тосковать по ним, когда те, совсем маленькими, уедут учиться в Англию. //

Вива положила ручку. Конечно, сейчас самый удобный момент, чтобы рассказать про смерть ее отца. Или нет. Она уже знала по опыту, что потом придется выдерживать сочувственные взгляды, смущение собеседников, их долгие и скучные рассказы про знакомых, потерявших родных в дальних краях, либо, хуже всего, попытки сочинить какое-то воодушевляющее резюме, которое оправдывает эти утраты. А кроме того, сама история с разбившимся авто так легко слетает с ее языка, что кажется почти реальной.

// Далее, тут есть женщины, такие, как я: одинокие, без сахиба и без стремления найти оного, женщины, которые любят Индию и хотят работать. Как видите, про них – гувернанток, учительниц, компаньонок – почти никто не пишет. Но мы существуем, и у нас тоже найдется что рассказать. //

«Но все ли хотят работать???» – пометила она. Ну, на сегодня хватит. Она намеревалась описать их оперение, что было ей совершенно не свойственно. Перед отъездом она вернула миссис Драйвер твидовый костюм, и в это утро на ней снова была привычная одежда – красное шелковое платье, темная вязаная кофта, оставшаяся еще со школьных времен, и броское серебряное ожерелье, наследство от матери.

Внезапно ее рот наполнился жидкостью, и она положила ручку. Пол вздыбился и упал вниз вместе с ее желудком. Она обвела взглядом прыгающую комнату, ее лампы и обитые зеленой кожей столы – почему она прежде не замечала, какой тошнотворный запах у кожи? – чтобы посмотреть, что делали другие пассажиры, и встала. Стены салона скрипели и стонали. Ну и досада! Не прошло и тридцати шести часов после отплытия из Тилбери, а ее уже мутит.

– Извините, мадам. – Появился официант со стаканом воды и розово-серой коробкой.

Ох, не может быть! Неужели это так заметно? Она снова села и закрыла глаза, стараясь не замечать, как набухали и опадали волны. Дыши! Дыши! Она старалась не слушать слабое позвякивание стаканов, дурацкий смех людей, находивших забавной такую качку, просьбу сидевшей неподалеку от нее женщины принести ей сэндвичи с яйцом и чашку чая «эрл грей». Сэндвичи с яйцом, бр-р-р, какая гадость!

– Мисси. – Стоявший у двери официант ласково улыбнулся.

– Спасибо. Все в порядке, спасибо.

На ватных ногах она вышла на палубу, в оглушительный грохот волн, и стояла, прижавшись лбом к релингу, пока не почувствовала себя чуточку лучше. Фраза, которую она не дописала, издевательски крутилась в ее голове, рассыпаясь на отдельные слова: «Видите ли, я не создана для семейной жизни, я родилась с рюкзаком на спине».

Стюард принес ей шезлонг и плед. Усевшись, она вспомнила об Отталине Ренуф, которая объехала полмира на разных эксцентричных судах – датских рыболовных траулерах, сухогрузах, шаландах, турецких каиках – и ни разу не упоминала о морской болезни. Может, Вива недостаточно сильная? И что ей тогда делать?

Когда она встала с шезлонга, волны все еще ревели, а небо превратилось в огромный серо-желтый синяк. Темнело, зажглись огни. Где-то слышались смех и негромкое фортепианное арпеджио, такое хрупкое на фоне звериного рева волн.

Тут она заметила Гая Гловера – он сидел в шезлонге за стеклянным экраном, загораживавшим его от свирепого ветра, и курил сигарету. На нем было его черное пальто. Заметив, что она глядит на него, он на мгновение встретился с ней взглядом и демонстративно поднес к губам сигарету, словно говоря: «Ну-ка, попробуй останови меня». Глубоко затянулся и выдохнул, сложив губы кружком, словно рыбий рот. Ветер тут же подхватил и унес выпущенное им колечко дыма. Потом он раздавил каблуком сигарету и двинулся к Виве. Жалкий и нелепый в пальто, которое ему было явно великовато, подумала она; интересно, кому он подражает? Вероятно, Рудольфу Валентино из фильма «Шейх», не хватает только кинжала за голенищем и повязки на голове. Или, может, изображает из себя молодого повесу, который решает, с которой из девственниц лечь в постель.