Иван Арсентьев - Преодоление: Роман и повесть

Начальники отделов мельком переглянулись, оценили язвительную подковырку Хрулева.

Яствин густо покраснел:

— Вот видите, как вы дерзко разговариваете, товарищ Хрулев. А я ведь старше вас! Я для вашей же пользы указываю на пороки, присущие вам, руководителю, поставленному, чтоб организовывать и устранять неполадки. А у вас, между нами говоря, процветает протекционизм, порочащий самую суть социалистического производства! Как вы могли допустить, чтоб начальник участка… э–э-э… как его? — пробежал Яствин взглядом но листкам в раскрытой папке. — Да, Ветлицкий! Чтоб он с вашего благословения занимался обманом государства и подбивал на это рабочих? Не понимаете? А подшипники для вертолетов, всученные мошенническим путем заказчику? Это что! А–а! Я буду лично разбираться! — погрозил Яствин.

Хрулев пожал устало плечами. На губах мелькнула чуть приметная улыбка. Пояснил со вздохом:

— На всученных, по вашему выражению, подшипниках вертолеты прекрасно летают и будут летать, поскольку не в подшипниках крылась причина неудач. Я ездил к авиастроителям, они довольны нашей продукцией и сами изменили завышенные технические условия.

— Конечно, конечно! Я ведь не учел, что виноваты все, кроме вас…

Яствин сделал рукой движение продолжать представителю технической службы Трезубову. Этому, пожалуй, пришлось потруднее, чем остальным. Глядя вниз и куда‑то в сторону, он мямлил о потерях от брака, о производственном травматизме, о рационализации. Говорил явно через силу, истязая себя за то, что в угоду начальству городит чепуху о товарище, которого знал не один год и глубоко уважал.

Хрулев с пристальным и не совсем уместным странным любопытством наблюдал за извиваниями кривившего душой однокашника, а в груди его то накатывала, то отливала не испытываемая ранее тупая боль, и даже не боль — гнетущая тяжесть под сердцем.

К исходу второго часа совещания высказались начальники всех служб, в том числе помощник Яствина по кадрам, туповатый, подтянутый, строевого вида мужчина, не преминувший куснуть директора за текучесть кадров. Пересилив себя, чтоб не послать кадровика подальше, Хрулев с насмешливым подобострастием и теми же трескучими словами, которыми говорил помощник по кадрам, произнес:

— Уважаемый товарищ начальник отдела кадров совершенно справедливо и своевременно указал на наши недостатки, за что ему пребольшущее спасибо. Безусловно, мы здесь недоработали, каемся, учтем и впредь будем руководствоваться ценными указаниями и не делать упущений. Народ у нас передовой, сознательный в целом и в частности. Есть, к сожалению, отдельные лица малосознательные, требующие квартир, улучшения условий труда и других мелочей, якобы необходимых для нормальной жизни, но мы со всей принципиальностью и энергией примемся за борьбу с этими нездоровыми проявлениями.

Помощник по кадрам хлопал глазами, тужась определить, в каком смысле следует воспринимать слова директора: в положительном или в отрицательном, а начальники отделов давились от смеха. Нет, сегодня этот Хрулев явно не того… Сам в петлю лезет.

Яствин принялся читать заранее приготовленное решение.

«Отметить… обязать… заострить… указать… Предупредить… объявить выговор, лишить премии…»

— Я не согласен с решением, — сказал Хрулев вставая.

— Жалуйтесь, — пбжал иронично плечами Яствин, взглянув на него недобрым взглядом из‑под полуопущенных век. Затем объявил, что совещание закончено, все свободны.

…Хрулев ехал на завод, не глядя по сторонам, точно за Еетровым стеклом «Волги» были не бурлящие улицы столицы, а бесцветная пустыня. Тупое нытье под сердцем усиливалось. Думал со злостью: «Почему поднялся против меня Яствин? Перебулгачил все и вся своей комиссией?»

Вчера, в первый день работы после курорта, Хрулев сразу заметил нервозность у руководителей среднего звена. Ну, понятно — директор, другие управленцы, но при чем Ветлицкий? Кому встал поперек дороги? Будь это три года назад, когда он принял разваленный участок и принялся наводить порядки, тогда другое дело, тогда бы это имело объяснение. В такие периоды возникают недовольства, сплетни, сыплются доносы, но когда коллектив поднялся, достиг успехов… Обидно выслушивать беспочвенные обвинения от высокопоставленных ответственных лиц, передергивающих факты, раздувающих мелочи.

От мрачных мыслей, одолевавших Хрулева, и день казался пасмурным, хотя солнца — море, и горячий ветер врывается в окошко машины, и от клумб плывут густые ароматы цветущих флоксов и гвоздик.

…Из кабинета Хрулев позвонил Ветлицкому, тот явился минут через десять. Присел у двери, ожидая, когда директор закончит разговор с начальником шлифовально–сборочного цеха, приятелем Ветлицкого — Тараненко. Речь шла о целлофановых пакетиках для упаковки подшипников. Мелочь, но от нее зависит выполнение месячного плана заводом в целом. Подшипники на экспорт Тараненко собрал, а пакетов нет.

Хрулев вызвал заместителя по общим вопросам. Тот, очевидно предчувствуя, о чем будет речь, захватил с собой папку переписки с поставщиками и выложил перед директором пять копий официальных телеграмм в главк с требованием обеспечить срочную отгрузку целлофановой пленки и ответы «Голубого», гласящие, что квартальные фонды израсходованы, пленки в наличии нет и что если удастся добыть, то лишь к концу месяца в счет следующего квартала.

— Тридцатое число на носу! Когда же я буду сдавать готовую продукцию? — шумел Тараненко. — Давайте пленку немедленно! — чуть ли не за грудки брал он заместителя но общим вопросам.

— А чем я занимаюсь, как не распроклятой вашей пленкой! — рычал тот на Тараненко.

— Поезжайте сейчас же к Любчику и решайте вопрос, — приказал Хрулев.

— Поехать недолго, Дмитрий Васильевич. Хоть к черту на кулички поеду, только все это напрасно. Любчик проявляет абсолютную индифферентность, я же отлично вижу! Обращался к нему не раз.

— Все равно езжайте, — повторил Хрулев.

Собрав бумаги в папку, замдиректора понуро удалился. За ним ушел Тараненко, бубня про себя ругательства. Оставшись вдвоем с Ветлицким, Хрулев сказал:

— Делали мне нынче у Яствина компанейский втык с припаркой… Как свора голодных шавок накинулись, а я никак не уразумею, не уловлю, из‑за чего науськал их шеф? Из‑за чего ударился в амбицию? Просто корежит его. Кстати, по тебе тоже прокатывались, припомнили вертолетные подшипники, да еще что ты выгнал с участка какого‑то члена проверочной комиссии. Вот это уж, прямо тебе скажу, лишнее.

— Я выгнал члена комиссии? Как же я мог выгнать его, ежели я его не видел?

— Не знаю как, но Яствин во всеуслышанье заявил, что такой‑то кандидат наук из НИИ по фамилии… Сейчас и фамилию скажу, я отметил себе… — полистал блокнот Хрулев. — Ага, вот! Кандидат наук Конязев…