Михаил Дубовсков - «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Комментарии к книге Пушкина «Тайные записки»

Когда она шла в нужник, я увязывался за ней, и, хоть она сперва наотрез отказывалась оправляться в моем присутствии, я не оставлял ее одну и мольбами, поцелуями и безвыходностью ее положения заставлял уступить сначала по малому, а потом и по большому.

Запахи и звуки, ею издаваемые, все, что из нее исходило, наполняло меня вожделением. Меня всегда поражало превращение богини в смертную женщину, но не в постели, а в нужнике. В постели многим женщинам удается какое-то время продержаться богиней, но за дверью нужника волшебство исчезает, и я избавляюсь от чрезмерного благоговения, которое часто мешает властвовать над женщиной.

У красавиц в свете вся их сила в иллюзии божественности, которую так сладостно развеять своей бесцеремонностью. О великое и прелестное знание! При взгляде на самую недоступную красавицу ты твердо знаешь, что у нее между ног и куда и зачем она удаляется из залы.

Если появятся стопроцентные доказательства того, что это написал Пушкин, миллионы людей схватятся за голову и воскликнут: и мы восхищались стихами такого извращенца; и понесут его книги в костер, а потом ринутся крушить его памятники. Или он извращенец или гений, а два этих понятия не совместимы, как несовместимы гений и злодейство. А сексуальная извращенность в сто раз хуже, чем любое злодейство. И никакому гению не может быть прощения, если он будет изобличен в сексуальных извращениях. Политическим деятелям народ не прощает даже невинных сексуальных шалостей за пределами их брака. Вспомните историю Билла Клинтона.

Будучи лет шести, я увидел в книге изображения обнаженных богинь. Я трясся в предвкушении, глядя на их сомкнутые колени и поистине божественные округлости бедер. У меня шумело в голове от восторга. Но в то же время я отчетливо ощущал, что от меня утаено нечто исключительно важное. Пизденка Оли, которую она с готовностью показывала по моей просьбе, не связывалась в моем воображении с тайной взрослого женского тела. Я чувствовал, что у женщин должна быть Пизда, но мне никак не приходило в голову, что для того, чтобы разглядеть ее, женщине надо развести колени. Когда передо мной впервые распахнулись женские чресла, я прежде всего схватил подсвечник и развеял мрак. Я увидел лицо Истины и в то же мгновенье понял свое предназначение — служить этому Божеству, поселившемуся между женских ног, и воспеть чувства, которые оно вызывает. Женщина может казаться богиней, но только потому, что во всякой женщине прячется настоящая Богиня — Пизда.

Все псевдозащитники Пушкина обвиняют автора произведения лишь в своих грехах. Автор произведения воспевает божество, поселившееся между ног женщины. А вот почему не нравится это божество «защитникам» — вопрос интересный. Хотя ответ довольно прост — для них (в том числе и для женщин) это вовсе не божество, а все на всего — п…а — самая гадкая часть человеческого тела. И тот, кто пытается воспевать такую гадкую часть, сам превращается в гадкого человека. И поэтому с позиций таких людей, человек, написавший данное произведение, превращается в гадкого человека. Но не могут же эти люди допустить, чтобы Пушкин превратился в гадкого человека. И эти люди совершенно не могут понять, в чем разница между воспеванием секса и циничным отношением к нему. И хотя в книге используется ненормативная лексика, эти слова не выражают циничного отношения к сексу.

А вот в речи обычных людей эта лексика отражает именно циничное отношение, и может быть, именно поэтому критики данного произведения переносят автоматически данное отношение и на это произведение. Они увидели гадкие слова и непристойные описания сексуальных подробностей, и уже не вчитываясь в смысл произведения, вынесли свой вердикт: гадость и пошлость, а посему это произведение Пушкин написать не мог.

Но вот такой интересный вопрос: вполне возможно, что это произведение написал и не Пушкин, но могли ли быть у него такие сексуальные отношения с женщинами? Или у него была только платоническая любовь ко всем этим женщинам, которым он посвящал свои стихи? Мне кажется, что всем почитателям пушкинского таланта хотелось бы, чтобы его многочисленные любови оставались чистыми и возвышенными, т.е. не запачканными сексуальными отношениями.

К числу таких людей когда-то принадлежал и я. Когда я читал: «Я помню чудное мгновенье передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты», я был твердо уверен, что этот гений чистой красоты не может иметь никакого отношения к сексу, ибо что же это за чистая красота. Нам ведь внушалось, что с сексом связано только что-то грязное. Недаром ведь и понятие «чистая любовь» подразумевало любовь, не запачканную сексуальными отношениями. Поэтому и поэзию Пушкина мы ценим за то, что в ней нет открытой сексуальности, а вроде бы одна «чистая» любовь. И нам противна даже сама мысль, что певец этой «чистой» любви, мог заниматься этим грязным делом.

Хотя с другой стороны, например среди сексуальных мазохистов немало людей, которые занимают какие-то важные посты, и считаются по месту работы людьми властными и деспотичными. И психологи находят этому вполне рациональные объяснения. Так почему Пушкин, воспевая «чистую» любовь, не мог «оторваться» в тайных записках? К тому же у него есть такие «непотребные» стихи, авторство которых никто не оспаривает. Но меня все же больше интересуют мысли, заложенные в данном произведении, а не его подлинный автор. Поэтому давайте вернемся к тексту, и посмотрим, что там еще есть интересного.

Я убеждал себя, что женился хладнокровно и что мой опыт охранит меня от бесплодных надежд и наивных заблуждений. Но мои понятия о женитьбе были холодной теорией. Нельзя понять чувства — их можно только прочувствовать, ибо только чувство способно задеть сердце и только сердце — обогатить ум. Весь мой опыт являлся опытом любовника, а не мужа.

Моя страсть к N. не продлилась и двух месяцев. Я знал, что страсть быстротечна, но меня никогда так не удручала эта известная истина, потому что впервые она была отнесена к моей жене.

По прошествии первого месяца на меня уже не нападала радостная дрожь предвкушения, когда N. раздевалась передо мной. Через два месяца я уже выучил ее наизусть как любовницу, и она больше ничем не удивляла меня: я знал наперед, какие движения она произведет, каким голосом застонет, вцепившись в меня, и как вздохнет она в облегчении.

Ее запахи не заставляли меня бросаться на нее как прежде — я перестал замечать их, будто они были мои. Дух немецкого сыра меня волновал больше, чем ее запах. Потому что напоминал мне о других женщинах.

В этом отрывке заключена закономерность мужской сексуальности, которую следует знать и мужчинам и женщинам. Но Пушкин пишет об этом, как о собственном опыте, а в современной литературе об этом не пишется вообще. Итак, в чем же заключается эта закономерность? А заключается она в том, что сексуальная страсть мужчины (т.е. сильное сексуальное влечение) в браке проходит буквально в считанные месяцы, и обычно еще до того, как подобная страсть проснется в женщине. Но когда вы знаете эту закономерность, вы можете как-то её учитывать и предпринимать какие-то меры, и вы знаете, что это именно сексуальная закономерность, не связанная с чувствами, с любовью. И что не надо связывать снижение сексуального влечения с утратой чувств.