Хаецкая Хаецкая - Сказание о великомучениках тихвиенских

Из-за двери доносились крики отчаянные: то мент и Торин взаимно друг на друга орали. И еще был в ментовке за решеткой арестованный за дебоширство пьяница, так вот этот пьяница, уподобляясь толпе иерусалимской, очень осуждал Торина из-за решетки и всячески поносил того.

И обвиняли менты Торина также в том, что он угрожал им интервью.

Эрандил же молвил с видом глубокомысленным:

- Судя по всему, разговор ведется на повышенных тонах...

Спустя некоторое время дверь железная распахнулась, и оттуда вышвырнули Торина, который уподобился петуху трубадурскому, изрядно ощипанному, но не побежденному. Гордо встряхнул головой Торин, сверкнул глазами в полумраке, и все великомученики большой толпой обступили его и с торжеством повлекли к выходу из вокзала.

И решили мы выбираться из здания вокзала, ибо близилось время штурма Пикалевского поезда.

Торин же, уединившись на платформе, устроил шумный молебен за спасение души ментов тупорылых. И велика была святость Ториена Тихвиенского.

(Рейстлин: "Спрячь Ториена за дверью ментовки - вынесем вместе с ментовкой").

В поезде же часть людей и нелюдей уснула, истомленная приключениями, а часть принялась распивать коньяк, одеколоном отдающий, и распила его премного. И решено было также напоить проводника, и без того уже подпитого, дабы тот явил свет истинного милосердия и подобрал на халяву в Волховстрое товарищей наших и довез их до Питера.

Итак, забрались мы в тесное купе проводника и долго пели под гитару, и спели про дракар, и про начальника пьяного, и иные дивные песни, и не забывали подливать коньяк проводнику. Так длилось время и было уже три часа ночи.

В три часа ночи прибыл поезд в Волховстрой. Тотчас же выскочили мы из вагона душного и побежали резво к зданию вокзала, дабы извлечь оттуда томящихся в ожидании товарищей наших.

Велик же был облом наш, когда никаких сотоварищей мы в Волховстрое не обнаружили и возвратились в вагон ни с чем.

И хотелось нам уже спать, однако проводник только-только раздухарился и требовал продолжения банкета. И уныло продолжили мы банкет и продолжали его до пяти часов, когда заснули все.

И не спали только четверо гнусных стройбатовцев, сильно пьяных, каковые на гитару нашу покушались, ибо желали осквернить ее своими грязными и богомерзкими песнями с употреблением слов непотребных.

Не давали мы гитару, однако схитили они ее коварно с верхней полки. А после рассказывал рыжий, что явился ему дракон четырехглавый, с бритыми головами и харями ужасными, и гитару он требовал, и бился рыжий, но одолел его дракон.

Под утро вытащили мы гитару из-под тел спящего дракона четырехглавого и водрузили ее на место.

А больше никаких подвигов и чудес явлено не было, разве что собака писательницы Хаецкой, препорученная заботам матушки Валара, сожрала на месте временной дислокации чужую кофту мохеровую, над чем немало потешались мы впоследствии.