Андрей Яхонтов - Учебник жизни для дураков

«Дал слово — держи!», «Кончил дело — гуляй смело», — все это были правила из прежнего арсенала мудрости и прежнего Кодекса поведения. Я старался о них не вспоминать.

Ко мне наведался сам золотозубый хозяин казино. Он явно терял терпение и выходил из себя, видя, как я безмятежно отдыхаю и вовсе не спешу передать ему обещанное.

Я объяснил золотозубому:

— Не надо пороть горячку. Все равно раньше весны мой порошок не пригодится.

Возможно, мне казалось, но ему эти мои слова не понравились.

Все чаще и чаще я обращался в мыслях к философии Федора Михайловича Достоевского. В романе «Преступление и наказание» он прямо утверждал: если не способен совершить нечто из ряда вон выходящее, то и оставайся навсегда в толпе. Потому что ты — баран. А коли способен придумать и отмочить нечто, чего другие не смеют себе позволить, чего они по разным причинам никогда не сделают, — значит, принадлежишь к разряду высшей пробы. Значит, наделен нетрадиционным мышлением. Смелостью. Решимостью предпринять шаги, которые не умещаются в рамки общепринятых представлений о возможном. Но кто установил эти рамки? Серость, посредственность. Она тебе не чета.

Временами по старой привычке хотелось сесть за письменный стол и помараковать над формулами, набросать одну другую страничку текста в жанре научных изысканий, но я себя сдерживал, не позволял, и желание пропадало… Ах, какое это блаженство — позволять себе ничего не делать!

А еще мне без конца мешал и досаждал человечек, сбитый Маркофьевым на моей машине. Он меня буквально преследовал: на пляже, в гостиничном номере и во время прогулок. Ужасно обременительны встречи с теми, кто самим своим видом напоминает о прошлых неприятных временах! Своим мельтешением и тем, как лебезил передо мной, он мне смутно кого-то напоминал. Вскоре я вспомнил: кого. Меня, меня прежнего. К тому же этот тип был на курорте с женой.

Естественно, КАКОЙ МУЖ-ДУРАК ЕЗДИТ НА КУРОРТ БЕЗ ЖЕНЫ?

И он меня с ней познакомил. И ужасно хлопотал и суетился, зазывая провести вечер в их компании.

Вся его беготня, суетня являла собой классический пример бессмысленности что-либо предпринимать и делать. Сами подумайте, какая польза от дурака и его повышенной активности? Дураку лучше сидеть тихо, незаметно.

А он то ехал на экскурсию в ботанический сад и меня заманивал с собой (не понимая разности наших интересов), то спешил на базар за фруктами (и мне привозил какие-то мятые, давленные абрикосы, я их выкидывал), то пытался прочитать вслух какие-то отрывки из какого-то труда своей жизни — он его сочинял чуть ли не с детства…

Будто у меня было время и желание его слушать!

Но все складывалось по классической схеме: дурак лез в услужение умному.

Его жена, прижмуривая глаза, тоже меня просила:

— Почитайте, почитайте его работу…

Эта женщина была похожа на большую планету, вокруг которой маленьким искусственным спутником вращался муж…

— Вы даже не представляете, какая у меня замечательная жена, — говорил он мне. — Как она меня понимает, поддерживает, ценит. За ней в молодые годы увивались многие. Да и сейчас увиваются. Но она выбрала меня. Я не пью, не курю, не бросаю понапрасну слов на ветер. Одним словом, кругом положительный. — Он улыбался. — А женщины это очень ценят.

Я внимательно на него посмотрел. Он, разумеется, не понял значения этого моего взгляда. Странное дело: собственную глупость не различить, а чужая бросается в глаза сразу же.

— Умный хвалит коня, а глупый — жену, — произнес как-то Маркофьев.

Мы стояли на трибуне ипподрома, и я рассказывал ему, какая умница моя Маргарита. Эту фразу, показавшуюся мне тогда неуместной, я запомнил надолго.

В конце концов дуралей всучил-таки мне тетрадь со своим исследованием.

* ДУРАК ВСЕГДА ПОГРУЖЕН В СВОИ МЫСЛИ И ЗАХВАЧЕН СВОЕЙ ИДЕЕЙ. ОН ПОВЕРИТЬ И ПРЕДСТАВИТЬ НЕ СПОСОБЕН, ЧТО ОКРУЖАЮЩИМ ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ НЕ ИНТЕРЕСНО.

— Я ведь за вами давно наблюдаю, — говорил он мне. — Еще в студенческие годы изучал ваши научные публикации про средства борьбы с вредителями. И даже сам кое-что опробовал на своем дачном участке. Но потом вы куда-то сгинули…. Вот не думал, что судьба нас когда-нибудь сведет…

Это признание моих заслуг было естественным и закономерным. Лишь теперь, с большим опозданием, я начинал сознавать, насколько себя недооценивал и какое сокровище реально собой представляю.

Нет ничего проще, чем сделаться умным. Вы и сами можете в этом убедиться, прочитав мой Учебник или на собственном примере. Стоит вам только захотеть — и пожалуйста, вы уже поумнели.

Однако подумайте хорошенько, прежде чем решаться на такое. В том, чтобы оставаться дураком, есть своя прелесть. Жизнь умных не так сладка, как кажется.

Пока вы дурак, вы неуязвимы. Попробуйте объяснить дураку, что он дурак. Не сумеешь, не докричишься. Дурак всегда знает, что прав. Пропуская даму вперед и честно выстаивая в очереди. Он так привык. Он всегда поступает правильно. В этом его счастье. И с верного пути его не собьешь. А поэтому он не волнуется ни о чем — он же знает, что справедливость рано или поздно восторжествует. (Это всем известно со школьной скамьи.) И если и встречает на пути кое-какие неудачи, несуразицы, заковыки — не придает им слишком большого значения. Он верит: следует потерпеть и подождать. И все образуется.

Дураку не надо никого убеждать в незаурядности своих умственных способностей — они и так всем видны. А умному приходится покрутиться, прежде чем он докажет и все увидят, что он умен. С умного совсем другой спрос, чем с дурака. Нужно ли вам это?

Однажды вечером дверь в номере распахнулась, ворвались двое охранников. Я даже не успел сообразить, что произошло. Один прижал Елену к стене и приставил ей к горлу нож, второй, пистолет в его руке заметно дрожал, взял на мушку меня. Они, видно, ждали, я окажу сопротивление, продемонстрирую чудеса встречного боя и самозащиты. Но я-то твердо усвоил, что судьбе нельзя перечить.

Елена побледнела. Острие лезвия, вдавливаясь в кожу под подбородком, создавало эффект симпатичной и очень сексуальной ямочки. Конечно, будь я собой прежним, я бы, рискуя жизнью, бросился защищать женщину. Но я стал другим. И не пошевельнулся.

Из коридора послышался знакомый голос. Мягко ступая по ковру, вошел Маркофьев. Он выглядел утомленным и даже как будто похудевшим. На меня посмотрел пристально и укоризненно. И, как мне показалось, сочувственно.

— Эх, ты, — сказал он. — В твои-то годы… Пускаться в подобные авантюры…