Лазарь Лагин - Белокурая бестия

— Боже, они его снова сделали волком! — сказала девушка, уткнувшись в плечо своей соседки. — До чего они его довели!..

— Ничего, Бетти, ничего, — тихо успокаивала ее пожилая женщина. — Есть в Германии и другая, совсем другая молодежь!.. Да и с Хорстлем мы еще постараемся повидаться… Если он нас узнает, он еще не погиб… Мы за него еще повоюем!..

Тем временем цыпленок увернулся от Хорстля и сейчас мчался вниз по проходу. Вот он метнулся в сторону и притаился, судорожно разевая свой клювик в спасительном полумраке между ног зрителей в пятнадцатом ряду.

Сейчас внимание всего стадиона было обращено на третий проход Восточной трибуны. Тысячи биноклей, телеобъективы фото- и киноаппаратов и телевизионных камер следили за тем, как в узком ущелье прохода то показывалась, то снова исчезала широкая спина скачущего на четвереньках барона Хорстля фон Виввера.

А с ним тем временем приключилась небольшая авария, трудно бежать на четвереньках вниз по круто спускающейся бетонной дорожке. Когда цыпленок неожиданно свернул в пятнадцатый ряд, Хорстль пытался затормозить, но не удержался, поскользнулся и грохнулся лбом о пыльный бетон.

Пожилая женщина из шестнадцатого ряда испуганно вскрикнула:

— Хорстль!.. Бедняжка ты мой!..

Хорстль фон Виввер медленно приподнялся на четвереньки. Теперь уже и лоб у него был в крови, не цыплячьей, а собственной. Он повернул голову в сторону вскрикнувшей женщины, которая крепко обняла молодую спутницу и прижала ее лицом к своей груди, чтобы та не видела ужасное лицо Федерального Волка. А Федеральный Волк вдруг глубоко втянул в свои широкие ноздри воздух, сделал несколько неуверенных шагов, приблизился вплотную к фрау Бах (потому что это, как читатель уже, конечно, догадался, была наша старая знакомая) и стал медленно обнюхивать ее и Бетти. Его лицо стало задумчивым и кротким, на лбу возникли напряженные морщинки. Он словно пытался вспомнить что-то очень далекое и важное, ускользавшее от него, как этот проклятый цыпленок. А фрау Бах смотрела на него с тоской и ужасом. И все это торопливо снимал возникший неведомо откуда кинооператор, и фрау Бах, заметив кинооператора, поспешно закрыла лицо руками, в чем трудно было усмотреть что-нибудь подозрительное, потому что Хорст фон Виввер являл собой в тот момент зрелище не для слабонервных.

Глаза у Хорстля фон Виввера становились тем временем все более и более задумчивыми, и он, быть может, вспомнил бы в конце концов и детский дом «Генрих Гейне», и фрау Бах, и сидевшую рядом с нею старинную свою подружку Бетти, но в это время услужливые зрители, которые по-другому, но тоже вполне искренне сочувствовали барону Хорстлю фон Вивверу, соединенными усилиями вытолкали цыпленка на дорожку. Несчастный куренок кинулся прямо вниз по проходу, снова перелетел барьер и, устало размахивая крылышками, заметался по полю.

И едва только он снова оказался в пределах видимости, Хорстля фон Виввера передернуло в яростном охотничьем азарте. Он метнулся вниз по дорожке, легко, на полном скаку, вызвав восхищенные рукоплескания, перемахнул на четвереньках через барьер. Догнал он цыпленка уже у противоположной, Западной трибуны, щелкнул челюстями с такой силой, что почти начисто откусил ему головку со смешным, детским еще гребешком и сожрал в рекордное даже для него самого время.

Фрау Бах и Бетти уже не было на стадионе, когда господин Гейнц фон Тэрах под руку подвел Хорстля фон Виввера к микрофону, чтобы абсолютный чемпион соревнований смог сказать несколько слов.

Лицо Хорстлю фон Вивверу Волк-Президент успел на ходу вытереть. Оно было теперь сравнительно чисто, но очень бледно. Глаза сверкали на нем, как ярко-синие пластмассовые пуговицы.

Хорстль фон Виввер устало поднялся на трибуну, откинул пышную белокурую прядь, свисавшую на залитый йодом лоб, глубоко и прерывисто вздохнул и начал прямо с середины своей твердо вызубренной речи:

— Войчата кьянутся… Мы им показим!.. Мы им всем показим!..

Стадион вздрогнул от рукоплесканий.

И тогда произошло нечто совершенно страшное и непредвиденное ни волчатами, ни счастливой фрау Урсулой, ни знаменитым профессором доктором Вернером Вайде, ни даже самим господином Гейнцем фон Тэрахом, Волком-Президентом, человеком, который всегда все понимал и предусматривал.

Барон Хорстль фон Виввер — Головной Волк — Молчаливый Зверь — Белокурая Бестия — Великий Молодой Немец вдруг обхватил обеими своими непомерно широкими ладонями холодную металлическую стойку микрофона и завыл.

Это был дикий, скорее волчий, нежели человеческий, вой. Он начинался очень низкими и хриплыми звуками, похожими на тяжкий и неизбывный стон, и стремительно взвивался до дребезжащего, пронзительного визга непостижимой высоты и резкости.

В нем звучала такая страшная тоска, и он был в то же время так невыразимо дик, что даже «Беби койоты», затянувшие было во славу абсолютного чемпиона песенку «Он чертовски славный парень», замолкли на полуслове.

Стадион оцепенел.

— Выключите микрофоны! — истерически закричал господин фон Тэрах, который все-таки первым из всех на трибуне пришел в себя. — Немедленно выключите все микрофоны!.. И телекамеру! Сию же секунду!..

И он в бешенстве, что уж совсем не было на него похоже, затопал ногами.

Но пока приходили в себя кино- радио- и телеоператоры, пока до них наконец дошло, чего от них требует господин фон Тэрах, вой абсолютного чемпиона Первых международных соревнований по спортивному комплексу «Федеральных волчат» несся, наводя ужас и смятение, над всей территорией Федеральной республики, врывался в пивные, где у телевизоров сгрудились болельщики бега на четвереньках, в казармы, в закрытые учебные заведения, в квартиры миллионов и миллионов немецких и зарубежных телезрителей и радиослушателей…

Мы говорим «мальчика-волка», потому что науке известны мальчики и девочки-волки, мальчики-медведи и даже один мальчик-леопард. Сравнительно недавно, лет сорок тому назад, в Иидии были обнаружены в одной берлоге сразу две девочки-волчицы. Младшая — ее звали Амала, прожила в приюте около года, старшая Камала — умерла после девяти лет пребывания в том же приюте от болезни почек

Л. Л.