Джером Джером - Трое в лодке (не считая собаки)

Околачиваться по конюшням, собирать шайки самых отпетых псов со всего города, водить их за собой по всяким трущобам, чтобы затевать драки с другими отпетыми псами, — вот что такое идея «жизни» по представлениям Монморанси. Так что, как было сказано, предложение про отели, гостиницы и постоялые дворы он встретил с самым горячим одобрением.

Разрешив таким образом вопрос о ночлеге к удовлетворению всех четверых, нам оставалось обсудить только одно: что мы с собой возьмем. Мы начали спорить, но Гаррис сказал, что на сегодня элоквенций с него достаточно, и предложил выйти опрокинуть стаканчик, заметив, что нашел некое место, «тут через угол», где можно найти глоток ирландского виски, которое «стоит того».

Джордж сказал, что его мучит жажда (не помню, когда бы она его не мучила); и так как я сам чувствовал, что немного подогретого виски с ломтиком лимона в моем состоянии не помешает, прения, с общей санкции, были перенесены на завтрашний вечер. Собрание надело шляпы и вышло на улицу.

План разрабатывается. — Метод работы Гарриса. — Как почтенный отец семейства вешает картину. — Джордж делает благоразумное замечание. — Прелести купания ранним утром. — Приготовления на случай, если мы перевернемся.

Итак, на другой вечер мы собрались снова, чтобы довести до ума наши планы. Гаррис сказал:

— Значит так. Сначала нужно решить, что мы с собой берем. Джей, тащи-ка листок бумаги и записывай, а ты, Джордж, раздобудь прейскурант продуктовой лавки. И еще, кто-нибудь дайте мне карандаш. Я буду составлять список.

Вот он, весь Гаррис. Готов с охотой взять бремя чего угодно — чтобы взвалить его на чужие плечи.

Мне Гаррис всегда напоминает бедного моего дядюшку Поджера. Вам в жизни не увидать такой кутерьмы, на весь дом, когда мой дядюшка Поджер берется за какую-нибудь работу. Привезут, например, от багетчика в новой раме картину и поставят в столовой. Тетушка Поджер спросит, что с ней делать, а дядюшка Поджер ответит:

— Ну это уж предоставьте мне. Пусть никто, слышите, никто об этом не беспокоится. Я все сделаю сам.

Дядюшка Поджер снимет пиджак и возьмется за дело. Он пошлет горничную купить на шесть пенсов гвоздей, а следом за ней — одного из мальчишек, сообщить, какого размера нужны гвозди. Постепенно он разойдется и заведет весь дом.

— Теперь, Уилл, сбегай за молотком! — закричит он. — А ты, Том, тащи линейку; еще мне нужна стремянка, а заодно лучше и табуретка; и — Джим! — сбегай к мистеру Гогглзу и скажи ему: папа, мол, кланяется и спрашивает, как ваша нога, и просит одолжить ватерпас. А ты, Мария, не уходи: мне нужно, чтобы кто-нибудь посветил; а когда горничная вернется, пусть снова сбегает за мотком шнура; и — Том! — где Том? — Том, давай-ка сюда, ты подашь мне картину.

Затем он поднимет картину и уронит ее. Картина вывалится из рамы, дядюшка попытается спасти стекло, порежется и будет скакать по комнате в поисках носового платка. Платка ему не найти; платок лежит в кармане пиджака, который дядюшка Поджер снял, а куда подевался пиджак, ему неизвестно. И всему дому придется бросить поиски инструментов и пуститься на поиски пиджака, в то время как дядюшка будет плясать вокруг и мешать всем и каждому.

— И что? В целом доме никто не знает, куда подевался пиджак? В жизни не видел такого сборища лопухов, честное слово. Вас тут шестеро, и никто не может найти пиджак! Пять минут не прошло, как я его снял! Самое...

Тут дядюшка вскочит со стула и обнаружит, что, собственно, на пиджаке он сидел.

— Ла-адно, хватит! — завопит он. — Я и сам нашел. Чем ждать от вас, от людей, что вы его найдете, с таким же успехом можно было попросить кота.

Затем — когда на перевязку пальца будет потрачено тридцать минут, когда принесут другое стекло, инструменты, стремянку, табуретку и свечку, — он сделает еще один ход (все семейство, включая горничную и поденщицу, готовится к помощи и строится полукругом). Двоим придется держать ему табурет, третий поможет ему туда залезть и будет его там держать, четвертый будет протягивать ему гвоздь, пятый будет давать ему молоток, сам же он схватит гвоздь и уронит его.

— Ну вот! — скажет он оскорбленно. — Теперь пропал гвоздь.

И нам всем придется пасть ниц и ползать, чтобы найти гвоздь, пока дядюшка будет стоять на стуле, ворчать и осведомляться, не собираются ли его продержать в таком положении целый вечер.

В конце концов гвоздь найдется, только к тому времени потеряется молоток.

— Где молоток? Куда я подевал молоток? Великие небеса! Вас тут семеро, зеваете по сторонам, и никто не знает, куда я подевал молоток!

Мы найдем ему молоток. Затем он потеряет отметку, сделанную на стене в том месте, куда нужно забивать гвоздь. И каждый из нас должен будет забраться к нему на стул и попытаться ее разыскать. И каждый из нас разыщет ее в новом месте. И он обзовет нас всех, одного за другим, дураками и сгонит со стула. И он возьмет линейку и будет измерять все заново. И у него получится, что нужно будет разделить пополам тридцать один и три восьмых дюйма; он попробует посчитать это в уме и свихнется.

И мы все попробуем посчитать это в уме, и у каждого получится разный ответ, и мы начнем друг над другом глумиться, и в общей склоке делимое будет забыто, и дядюшке Поджеру придется мерить все заново.

На этот раз он возьмет кусок шнура. В решающий миг, когда старый дурак наклонится под углом в сорок пять градусов (пытаясь дотянуться до точки, которая на три дюйма дальше той, до которой он в состоянии дотянуться), шнур соскользнет, и дядюшка рухнет на пианино, — при этом внезапность, с которой его туловище и голова разом ударяют по каждой клавише, создает редкий музыкальный эффект.

И тетушка Мария объявит, что не позволит детям стоять вокруг и слушать подобные выражения.

Наконец дядюшка Поджер снова отметит нужное место, левой рукой нацелит гвоздь, в правую возьмет молоток. С первым ударом он разобьет себе палец и с воплем выронит инструмент кому-нибудь на ногу.

И тетушка Мария кротко заметит, что когда в следующий раз дядюшка Поджер соберется забивать в стену гвоздь, то, она надеется, он предупредит об этом заблаговременно (так, чтобы она смогла приготовить к отъезду необходимое и провести недельку у матушки, пока забивается гвоздь).

— А! Вы, женщины, вечно поднимаете этакий шум по всякому пустяку, — ответит дядюшка Поджер, вставая. — А мне вот такая работа нравится.

Затем он предпримет другую попытку, и гвоздь со вторым же ударом уйдет в штукатурку, с ним в придачу полмолотка, а дядюшку Поджера швырнет в стену с такой силой, что он расквасит нос почти в лепешку.