Андрей Кивинов - Каникулы строгого режима

Из аттракционов встретилось лишь футбольное поле с сиротливыми островками прошлогодней травы и воротами без сеток. Правда, можно развлечься шопингом в небольшой лавке, сооруженной из стройвагончика. Если, конечно, на счету есть положительный баланс. А в остальном ничего неожиданного. Ни американских горок, ни пабов с «Макдоналдсами», ни бассейна с шезлонгами. Традиционные вышки по периметру с постоянно кемарящими на них автоматчиками, унылая промзона, пищеблок с неистребимым запахом гнили и хлорки, баня, карантин, мрачные жилые бараки времен пугачевского восстания, жаждущие ремонта, как алкаш утреннюю бутылку пива. Двухэтажный штаб с российским триколором на крыше… Одним словом, скучно, как на партсобрании. Но при этом относительный порядок — ни мусора, ни собачьих кучек, ни окурков. Белые поребрики вдоль газонов. На центральной аллее — наглядная агитация в виде плакатов кустарного производства. Видимо, сотворенных самородками-живописцами из числа заключенных. Талант у творцов был недостаточно велик, но художественные замыслы — несомненно благородны. Вот краснолицая девочка-мутант (то ли с косичками, то ли с рогами) протягивает костлявые ручонки, словно за подаянием. Надпись: «Я жду тебя, папа!»

А вот страшный, как романы Стивена Кинга, каторжанин в мятой робе. Приложив замшелую ладонь ко лбу, он с тоскою смотрит на тайгу. Слоган: «Найди свою новую дорогу». (Правильным был бы другой: «Сколько волка ни корми…») Еще один самодельный шедевр красовался на стене штаба — старуха Изергиль, она же Шапокляк, она же процентщица, жадно таращится на проходящих, словно некрофил на похоронную процессию: «Возвращайся домой поскорее, сынок!»

Процессу «перековки» зэков, надо полагать, помогали еще и лозунги, сохранившиеся с доперестроечных времен, словно наскальные рисунки в пещере неандертальцев: «Работа — обязанность, план — достоинство, перевыполнение — честь!»

— Это про какой план? — негромко спросил молодой Милюков у старшего соседа.

— Афганский. Реальная трава. С одной затяжки палубу качает…

«Качество продукции — верный путь ее реализации!» Это уже над воротами в промзону. Весьма актуально, учитывая, что основной продукцией, производимой осужденными, были ритуальные товары, проще говоря — гробы. Понятное дело — никто не купит некачественный гроб. Гроб выбираешь один раз и на всю жиз… в смысле — смерть. Помимо гробов промышленная зона выпускала в свет нехитрую деревенскую мебель — скамьи, столы, табуреты. Их даже экспортировали в другие регионы и ближнее зарубежье, пополняя скудный казенный бюджет. Кстати, своей «промкой» начальство искренне гордилось — во многих лагерях производство давно уже зачахло и заключенные маялись от безделья.

Еще несколько плакатов содержали цитаты классиков, посвященные перевоспитанию, любви к труду и ближнему своему. Наглядную агитацию никогда не снимали — специальный клерк из Управления исполнения наказаний раз в полгода приезжал в зону, проверял их наличие и с удовольствием поднимал стакан-другой «за четкое выполнение приказов и установок министерства».

Слегка не вписывался в воспитательную концепцию рекламный щит известного сотового оператора: «Ты лучший!» Телефоны в лавке не продавались, поэтому утверждение теряло всякий смысл. Здесь все лучшие. Один краше другого.

Над одним из бараков трепыхалась на ветру кумачовая растяжка с белой надписью в стиле «Окон РОСТА» Маяковского:

— А СДП что такое? — прочитав лозунг, поинтересовался любопытный Милюков. — Партия какая, что ли?

— Секция дисциплины и порядка, — пояснил идущий следом старожил, вернувшийся из больнички. — Активисты там парятся, суки красноголовые… А ты поменьше спрашивай, не на экскурсии.

— Шире шаг! Кто не успел, тот отсосал, — поторопил прапорщик, за долгие годы заучивший весь арсенал немудреных зэковских шуточек.

Несмотря на запрет, Милюков все же обратился к конвойному:

— Товарищ начальник…

— Твои «товарищи» в овраге лошадь доедают, — перебил его веселый вертухай, — а я тебе гражданин…

— Гражданин начальник, а кормить будут? Три дня в поезде на сухом пайке.

— А чего б ты хотел? Севрюжины с хреном?

— Ну, не знаю, — стушевался паренек, — супчика, молока…

— Хочешь супчик, молочко — подставляй свое очко! — мгновенно срифмовал прапорщик и задорно рассмеялся.

Этап оценил актуальность поэзии и тоже заржал. Но секундой спустя рифмоплет, мужик, по сути, не вредный, серьезно пояснил:

— Вообще-то вы сегодня на довольствии не стоите… Но я скажу в столовой — что с ужина останется, вам принесут.

Зэки уважительно закивали.

В длинном, пропахшем потом и прелостью коридоре штрафного изолятора прибывших построили в две шеренги. Майор вышел на середину:

— Идущие по изоляции есть?

От строя тут же отделились стоявшие последними четыре человека.

— А кто это? — шепнул неугомонный Милюков.

— Петухи, — ответил какой-то эрудит, видимо, проходивший процедуру не в первый раз.

Майор кивнул конвойному, и тот проводил «голубков» в отдельную камеру.

— Это все? — Дежурный придирчиво осмотрел строй, подозревая, что кто-то еще скрыл свою сексуальную ориентацию.

Из второго ряда вышел парень в джинсовке, приблизился вплотную к майору и, глядя ему в глаза, негромко, но уверенно сказал:

— Осужденный Кольцов. Я — БС… [1] БС — бывший сотрудник правоохранительных органов.

Майор, не вдаваясь в расспросы, молча кивнул и, повернувшись к конвоиру, приказал:

— Этого во вторую. Одного…

— Здравствуй, Сереженька…

— Здрасте, теть Зин. Проходите.

— Мама-то дома?

— Дома, дома… Ма, тетя Зина к тебе.

Сергей Гагарин посторонился, пропуская женщину в коридор. Потом присел на табурет и принялся шнуровать форменные ботинки с высокими берцами.

— Ты на службу, что ли? — удивилась гостья. — Время-то уж…

— Вызвали… Кому-то не сидится спокойно. Придется положить.

— Ну и работа у тебя!

— Ага… Романтика. Мальчики по вызову.

Из комнаты вышла мать Сергея — Надежда Михайловна Гагарина, женщина предпенсионного возраста. Поздоровалась с гостьей. Сын, закончив со шнурками, поднялся, нацепил черный берет, посмотрелся в зеркало, поправив камуфляж с майорскими погонами.

— Все, ма, я побежал.

— Когда вернешься?

— Как получится.

— Хоть позвони.

— Хорошо… До свидания, теть Зин.

— До свидания, Сережа.

Майор исчез за дверью. Женщины прошли в комнату. Тетя Зина, или Зинаида Андреевна Образцова, полноватая дама пятидесяти с небольшим лет, заглянула к старой подруге без предупреждения, по пути домой.

Читать дальше