Аркадий Аверченко - Телеграфист Надькин
- Название:Телеграфист Надькин
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Правда
- Год:1965
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Аркадий Аверченко - Телеграфист Надькин краткое содержание
Рассказ опубликован в журнале «Наука и жизнь», № 3, 1965
В рассказе «Телеграфист Надькин» талантливый русский юморист А. Аверченко (1881-1925 гг.) остро высмеивает апологетов философии эмпириокритицизма и сторонников эгоцентрической морали, проповедовавшейся такими писателями, как М. Арцыбашев, Ф. Сологуб, 3. Гиппиус.
Рассказ был опубликован в сборнике А. Аверченко «О хороших, в сущности, людях» в 1914 году. В советское время публикуется впервые.
Публикацию подготовил С. Никоненко.
Телеграфист Надькин - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аркадий Аверченко
Телеграфист Надькин
Солнце еще не припекало. Только грело.
Его лучи еще не ласкали жгучими ласками, подобно жадным рукам любовницы; скорее нежная материнская ласка чувствовалась в теплых касаниях нагретого воздуха.
На опушке чахлого леса, раскинувшись под кустом на пригорке, благодушествовали двое: бывший телеграфист Надькин и Неизвестный человек, профессия которого заключалась в продаже горожанам колоссальных миллионных лесных участков в Ленкорани, на границе Персии. Так как для реализации этого дела требовались сразу сотни тысяч, а у горожан были в карманах, банках и чулках лишь десятки и сотни рублей, то ни одна сделка до сих пор еще не была заключена, кроме взятых Неизвестным человеком двугривенных и полтинников заимообразно от лиц, ослепленных ленкоранскими миллионами.
Поэтому Неизвестный человек всегда ходил в сапогах, подметки которых отваливались у носка, как челюсти старых развратников, а конец пояса, которым он перетягивал свой стан, облеченный в фантастический бешмет, — этот конец делался все длиннее и длиннее, хлопая даже по коленям подвижного Неизвестного человека.
В противовес своему энергичному приятелю бывший телеграфист Надькин выказывал себя человеком ленивым, малоподвижным, с определенной склонностью к философским размышлениям.
Может быть, если бы он учился, из него вышел бы приличный приват-доцент.
А теперь хотя и он любил поговорить, но слов у него вообще не хватало, и он этот недостаток восполнял такой страшной жестикуляцией, что его жилистые, грязные кулаки, кое-как прикрепленные к двум вялым рукам-плетям, во время движения издавали даже свист, как камни, выпущенные из пращи.
Грязная форменная тужурка, обтрепанная, с громадными вздутиями на тощих коленях, брюки и фуражка с полуоторванным козырьком - все это, как пожар Москве, служило украшением Надькину.
Сегодня, в ясный пасхальный день, друзья наслаждались к полном объеме: солнце грело, бока нежила светлая, весенняя, немного примятая травка, а на разостланной газете были разложены и расставлены, не без уклона в сторону буржуазности, полдюжины крашеных яиц, жареная курица, с пол-аршина свернутой бубликом «малороссийской» колбасы, покривившийся от рахита кулич, увенчанный сахарным розаном, и бутылка водки.
Ели и пили истово, как мастера этого дела. Спешить было некуда; отдаленный перезвон колоколов навевал на душу тихую задумчивость, и, кроме того, оба чувствовали себя по-праздничному, так как голову Неизвестного человека украшала новая барашковая шапка, выменянная у ошалевшего горожанина чуть ли не на сто десятин ленкоранского леса, а телеграфист Надькин украсил грудь букетом подснежников и, кроме того, еще с утра вымыл руки и лицо.
Поэтому оба и были так умилительно-спокойны и неторопливы.
Прекрасное должно быть величаво...
Поели...
Телеграфист Надькин перевернулся на спину, подставил солнечным лучам сразу сбежавшуюся в мелкие складки прищуренную физиономию и с негой в голосе простонал:
- Хо-ро-шо!
- Это что, — мотнул головой Неизвестный человек, шлепая ради забавы отклеившейся подметкой. — Разве так бывает хорошо? Вот когда я свои ленкоранские леса сплавлю, — вот жизнь пойдет. Оба, брат, из фрака не вылезем... На шампанское чихать будем. Впрочем, продавать не все нужно: я тебе оставлю весь участок, который на море, а себе возьму на большой дороге, которая на Тавриз. Ба-альшие дела накрутим!
- Спасибо, брат, — разнеженно поблагодарил Надькин. — Я тебе тоже... гм!.. Хочешь папироску?
- Дело. Але-гоп!
Неизвестный поймал брошенную ему папироску, лег около Надькина, и синий дымок поплыл, сливаясь с синим небом...
- Хо-ррро-шо! Верно?
- Да.
- А я, брат, так вот лежу и думаю: что будет, если я помру?
- Что будет? — хладнокровно усмехнулся Неизвестный человек. — Землетрясение будет!.. Потоп! Скандал!.. Ничего не будет!!
- Я тоже думаю, что ничего, — подтвердил Надькин. — Все тоже сейчас же должно исчезнуть: солнце, земной шар, пароходы разные - ничего не останется!
Неизвестный человек поднялся на одном локте и тревожно спросил:
- То есть... Как же это?
- Да так. Пока я жив, все это для меня и нужно, а раз помру, на кой оно тогда черт!
- Постой, брат, постой... Что это ты за такая важная птица, что раз помрешь, так ничего и не нужно?
Со всем простодушием настоящего эгоиста Надькин повернул голову к другу и спросил:
- А на что же оно тогда?
- Да ведь другие-то останутся?!
- Кто другие?
- Ну, люди разные... Там, скажем, чиновники, женщины, министры, лошади... Ведь им жить надо?
- А на что?
- «На что, на что»! Плевать им на тебя, что ты умер. Будут себе жить, да и все.
- Чудак! — усмехнулся телеграфист Надькин, нисколько не обидясь. — Да на что же им жить, раз меня уже нет?
- Да что ж они, для тебя только и живут, что ли? — с горечью и обидой в голосе вскричал продавец ленкоранских лесов.
- А то как же? Вот чудак - больше им жить для чего же?
- Ты это... серьезно?
Злоба, досада на наглость и развязность Надькина закипели в душе Неизвестного. Он даже не мог подобрать слов, чтобы выразить свое возмущение, кроме короткой мрачной фразы:
- Вот сволочь!
Надькин молчал.
Сознание своей правоты ясно виднелось на лице его.
- Вот нахал! Да что ж ты, значит, скажешь: что вот сейчас там, в Петербурге или в Москве, генералы разные, сенаторы, писатели, театры - все это для тебя?
- Для меня. Только их там сейчас никого нет. Ни генералов, ни театров. Не требуется.
- А где же они? Где?!
- Где? Нигде.
- ?!! ?!!
- А вот если я, скажем, собрался, в Петербург проехал, — все бы они сразу и появились на своих местах. Приехал, значит, Надькин, и все сразу оживилось: дома выскочили из земли, извозчики забегали, дамочки, генералы, театры заиграли... А как уеду - опять ничего не будет. Все исчезнет.
- Ах, подлец!.. Ну, и подлец же!.. Бить тебя за такие слова - и мало. Станут ради тебя генералов, министров затруднять! Что ты за цаца такая?
Тень задумчивости легла на лицо Надькина.
- Я уже с детства об этом думаю: что ни до меня ничего не было, ни после меня ничего не будет... Зачем? Жил Надькин - все было для Надькина. Нет Надькина - ничего не надо.
- Так почему же ты, если ты такая важная персона, не король какой-нибудь или князь?
- А зачем? Должен быть порядок. И король нужен для меня и князь. Это, брат, все предусмотрено.
Тысяча мыслей терзала немного охмелевшую голову Неизвестного человека.
- Что ж, по-твоему, — сказал он срывающимся от гнева голосом, — сейчас и города нашего нет, если ты из него вышел?
- Конечно, нет.
- А посмотри, вон колокольня... Откуда она взялась?
Шрифт:
Интервал:
Закладка: