Ирина Саврина - Хвост Каа

– Аспиранты! – с придыханием произнесла Анька.

– Что за аспиранты? – поинтересовалась я.

– Мифишники. Приехали с палатками, питаются по курсовкам. Они уже не первый год так делают. Вон Арнольд с Сильвестром, видишь?

– Что за странные имена?

Я увидела двух крупных парней мощного телосложения.

– Ты что, совсем от жизни отстала? – Анька засмеялась. – Арнольд Шварценеггер и Сильвестр Сталлоне…

– Кто это? – мне было неловко, что я отстала от жизни.

– Ну, известные актеры американские, качки. Видак не смотришь?

– А, да-да, – задумчиво произнесла я. У меня возникло неприятное ощущение, что целая сфера жизни обошла меня стороной. Я не любила этого.

Вечером были танцы. Меня пригласил высокий симпатичный парень из аспирантов в шелковых футбольных трусах и майке-алкоголичке. «Lady in red is dancing with me cheek to cheek…» – неслось из динамика.

Я смотрела в сторону Арнольда и Сильвестра, их все так называли.

Южный отпуск закончился быстро. В конце августа мы вернулись домой. Оказалось, что Сильвестр живет совсем недалеко от меня, в миру его звали Дима. Он пригласил нас с Анькой в гости – жил один. Учился в аспирантуре, квартира двухкомнатная, полностью упакован. Мама – директор музея Ленина.

Дома и впрямь все чики-пики: мебель ништяк – румынская, дорогие французские одеколоны в ванной, каждый день фрукты и овощи с Дорогомиловского рынка. Особенно Сильвестр любил угощать нас вареной кукурузой с солью.

Я наконец-то заполнила пробел и посмотрела, как выглядят те самые Арнольд с Сильвестром из американского кино. Дима вовсе не был похож на Сталлоне, он, скорее, напоминал мне Жерара Депардье.

Запал он на Аньку. Она и впрямь была прелесть: миленькая пухленькая блондиночка с полными губками, никогда не задающая лишних вопросов. Прошла всего неделя, а Дима уже начал уговаривать ее пойти в ЗАГС. Анька азартно хихикала. Почти каждый день она приезжала к нему со своего крутого Чистопрудного бульвара, а он встречал ее в метро. Всегда очень эффектно, например в ярко-желтом спортивном костюме и с желтой дыней в руках. А когда провожал, то тоже устраивал целое шоу. Например, после того как она заходила в вагон, заглядывал внутрь и говорил всем пассажирам: «Если кто-нибудь ее хоть пальцем тронет, будет схвачен и отфигачен!» Двери закрывались, и Анька, красная как рак, ехала до своей станции.

Однажды мы с Сильвестром вдвоем прогуливались до магазина в нашем районе. Он мне сказал: «Мне нужна такая, как Анька. С ней легко, она ни о чем не задумывается. Это ты – кремень, с первого взгляда видно». Я долго думала, хорошо это или плохо, быть кремнем.

Иногда мы собирались у Сильвестра в расширенном составе с его друзьями неизвестного происхождения. Ночью ездили за некой Лидой, по которой сох один из них. Сонная Лида лет 35 в ночной рубашке до пола открыла нам дверь и пробасила: «Меня мама не пускает!» Вот уж чего никогда не могло случиться с Анькой!

Первой подвох заметила я. Слишком многое стало казаться странным. Возникало подозрение, что Дима живет в квартире не один. В шкафу мы с Анькой случайно обнаружили бюстгальтеры четвертого номера. Женские вещи попадались все чаще.

– Предки свалили в отпуск, вот он и отрывается. Пудрит тебе мозги! – с тайным злорадством констатировала я.

– Пусть пудрит! – беззаботно сказала Анька.

Наступил сентябрь. Началась учеба, свободного времени стало намного меньше. Я уже не ездила к Сильвестру, да и Анька отправилась в универ. Они все больше встречались на нейтральной территории, а я с ними и вовсе не виделась.

В октябре Анька сказала, что Дима совершенно серьезно сделал ей предложение. Она познакомила его с мамой, научным сотрудником одного из физических институтов. Обаятельный аспирант быстро завоевал ее сердце. Правда вот Аньку с директором музея Ленина Сильвестр знакомить не торопился. К тому времени я и вовсе перестала следить за развитием событий.

Позже узнала, как расстроилась свадьба. Милый аспирант Сильвестр, он же отчисленный с первого курса студент МИФИ, горе-сынок своих благополучных родителей, был пристроен работать курьером в тот самый МИФИ. Он приехал с документами как раз к Анькиной маме. Такая вот встреча.

Одно так и осталось невыясненным – действительно ли его мама с четвертым номером груди была директором музея Ленина. Интернета ведь не было.

До поезда Кельн – Москва оставалось еще три часа, а мы уже позавтракали, выселились из гостиницы, сдали прокатный автомобиль и оставили вещи в камере хранения. Выйдя из здания вокзала, еще раз заглянули внутрь гигантского Кельнского собора, сделали круг почета вдоль всех приделов, мимо алтаря. Садиться на деревянную лавку не хотелось: день был не слишком жаркий, и сырая прохлада не сильно радовала. Хотелось поскорее выбраться назад, на залитую солнцем площадь.

Уходящее лето согрело нас своими последними лучами, обдавая в то же время легкими порывами ветра – привет от надвигающейся осени. Мы побрели по знакомым и незнакомым улочкам, не зная, чем еще себя занять. Но вот впереди показался он – широкий, полноводный, играющий бликами на солнце и с легкостью несущий на себе корабли и баржи великий Рейн. Мы вышли на каменную набережную, немного постояли, в очередной раз замирая от восторга, который всегда охватывает человека при виде бескрайних просторов или неоспоримых сил природы. Потом стали ежиться и кутаться в легкие куртки и шарфы, которые прихватили с собой. Говорить не хотелось, ветер все равно уносил слова куда-то вдаль.

Мы отошли от набережной и очутились на зеленом аккуратно подстриженном газоне, на котором то тут, то там сидели группки людей, в основном молодых: читали, слушали музыку в наушниках, поедали ланч, принесенный из соседних ларьков. Мы расстелили на траве большую куртку, улеглись на нее и, накрывшись тонким, но объемным шарфом, закрыли глаза.

Окунулись в мир звуков чужого, малознакомого города. Сначала это был полнейший хаос: слабый гул голосов, лай собак, гудки автомобилей, доносящаяся откуда-то музыка.

Есть детская песенка из мультфильма «Пластилиновая ворона», в которой поется: «До чего же это интересно – открывать и закрывать глаза». Но я не открывала глаза, даже когда мне было очень интересно: терпела. Постепенно это превратилось в своеобразную игру. Особенно когда все звуки отошли на второй план и лучше всего стала слышна беседа молодых людей, устроившихся где-то у нас за головами. По-видимому, ветер дул как раз в таком направлении, чтобы идеально доносить до наших ушей каждое их слово. Если я все же проявляла чрезмерное любопытство и вяло приоткрывала один глаз, то видела только синее небо над Кельном с быстро летящими кучами белоснежных облаков. Чтобы увидеть молодых людей, мне нужно было бы привстать, оперевшись на локти, и развернуться всем телом. Но приятная истома и то, что я так уютно пригрелась рядом со своим спутником под невесомым шарфом, не давали мне это сделать.