Висенте Бласко-Ибаньес - Обнаженная

Смерть походила на эпидеміи въ далекихъ странахъ, гдѣ люди гибнутъ милліонами. Объ этихъ эпидеміяхъ говорятъ, какъ о совершившихся фактахъ, но безъ ужаса или страха. «Еще далеко до насъ; нескоро доберется».

И самъ онъ не разъ говорилъ о смерти, но не проникаясь истиннымъ значеніемъ этого слова и чувствуя въ то же время, что онъ живетъ и связанъ съ жизнью иллюзіями и желаніями.

Смерть находилась въ концѣ жизненнаго пути; никто не могъ избѣжать встрѣчи съ нею, но всѣ откладывали это свиданіе. Тщеславіе, желанія, любовь, грубыя животныя потребности отвлекали людей отъ мысли о ней. Такъ лѣса, долины, голубое небо и извилистыя, зеркальныя рѣки занимаютъ путника и скрываютъ отъ него роковой конецъ странствія, черное, бездонное ущелье, къ которому ведутъ всѣ пути.

Для Реновалеса настали послѣдніе дни. Тропа его жизни стала пустынной и печальной, растительность бѣдной, роскошныя аллеи замѣнились сѣвернымъ мхомъ, жалкимъ и рѣдкимъ. До него долетало уже ледяное дыханіе мрачнаго ущелья, онъ видѣлъ его въ концѣ пути, шелъ прямо ко входу. Чудныя поля иллюзій съ цѣпями блестящихъ горъ, замыкавшихъ прежде горизонтъ, остались позади, а вернуться къ нимъ было невозможно. Никто не возвращается на этомъ пути назадъ.

Онъ провелъ полжизни въ борьбѣ за богатство и славу, надѣясь воспользоваться ими впослѣдствіи для наслажденія любовью… А смерть? Кто думалъ о такихъ вещахъ? Это было въ то время далекою и безсмысленною угрозою. Онъ считалъ себя предназначеннымъ для высокой миссіи; смерть не смѣла подступиться и придти раньше, чѣмъ работа его будетъ окончена. Ему предстояло еще въ то время много дѣла… И что же? Все было сдѣлано теперь и на его долю не оставалось человѣческихъ желаній. Bee y него было… Передъ нимъ не вставали больше химерическія укрѣпленія, которыя надо было взять штурмомъ. На очищенномъ отъ препятствій горизонтѣ виднѣлось только одно… забытая имъ смерть.

Онъ не желалъ видѣть ея. Передъ нимъ лежала еще довольно длинная часть пути, который могъ продлиться, смотря по силамъ путника, а y него были здоровыя ноги.

Но, о ужасъ! Идти впередъ втеченіе долгихъ лѣтъ, устремивъ взглядъ на мрачное ущелье, видя только его въ концѣ жизненнаго пути, и не имѣть возможности хоть на минуту избавиться отъ увѣренности, что именно ждетъ впереди, это было сверхчеловѣческою пыткою, которая несомнѣнно побудила бы его ускорить шаги и бѣжать бѣгомъ, чтобы кончить жизнь, какъ можно скорѣе.

Придите, обманчивыя облака, которыя застилаютъ горизонтъ, скрывая дѣйствительность, отравляющую хлѣбъ, омрачающую душу и заставляющую людей проклинать свое появленіе на свѣтъ!.. Приди, славный миражъ, который дѣлаетъ рай изъ мрачной пустыни послѣднихъ дней! Ко мнѣ, иллюзія!

И бѣдный маэстро искусственно раздувалъ послѣдній призракъ своихъ желаній, связывая съ любимымъ образомъ покойной всю силу своего воображенія и желая влить въ него новую жизнь частью своей жизни. Онъ хваталъ пригоршнями грязь прошлаго, всю массу воспоминаній, чтобы создать огромный, очень большой образъ, который занялъ бы всю дорогу, замкнулъ бы горизонтъ и скрылъ бы отъ него до послѣдней минуты мрачное ущелье въ концѣ пути.

Поведеніе маэстро Реновалеса вызвало удивленіе и даже негодованіе среди всѣхъ его друзей. Графиня де-Альберка тщательно подчеркивала въ разговорахъ со знакомыми, что ее не связывало съ художникомъ ничего кромѣ ледяныхъ и самыхъ церемонныхъ отношеній.

– Онъ сошелъ съ ума, – говорила она. – Его жизнь кончена. Отъ прежняго Реновалеса осталось одно воспоминаніе

Котонеръ со своею непоколебимою вѣрною дружбою приходилъ въ негодованіе, когда до его ушей долетали разные толки о знаменитомъ художникѣ.

– Вовсе онъ не пьянствуетъ. Все это ложь. He могутъ не сочинять ерунды про знаменитыхъ людей!

Онъ составилъ себѣ опредѣленное мнѣніе о Маріано и зналъ о его жаждѣ бурной жизни и о желаніи подражать молодежи, несмотря на вполнѣ зрѣлый возрастъ; Реновалесъ стремился познать тайны скверной жизни, о которой онъ не разъ слышалъ, не рѣшаясь принять въ ней участія.

Котонеръ относился къ образу жизни маэстро съ большимъ снисхожденіемъ. Несчастный!

– Охота тебѣ безобразничать! – говорилъ онъ другу. – Ты набросился на эти гадости такъ жадно, какъ добродѣтельный человѣкъ, который началъ стариться. Ты ставишь себя въ дурацкое положеніе, Маріано.

Но чувство искренней дружбы побудило его уступить просьбамъ маэстро и принять участіе въ его новой жизни. Онъ согласился наконецъ переселиться въ особнякъ и занять своимъ бѣднымъ скарбомъ одинъ изъ кабинетовъ Реновалеса, окруживъ художника отеческою заботливостью. Старый неудачникъ жалѣлъ друга. Это была самая обыкновенная исторія: «кто не перебѣсился смолоду, тотъ бѣсится на старости лѣтъ». Такъ и Реновалесъ, послѣ серьезной, трудовой жизни, бросился, словно подростокъ, въ бѣшеный круговоротъ, находя удовольствіе въ грубыхъ развлеченіяхъ и видя въ нихъ небывалыя прелести.

Котонеръ часто приставалъ къ нему съ упреками. Къ чему упросилъ его маэстро переселиться въ особнякъ?.. Все равно онъ бросалъ его цѣлыми днями одного въ домѣ, не желая брать съ собою, и оставлялъ его караулить особнякъ, точно вѣрнаго дворецкаго. Старый неудачникъ подробно разспрашивалъ про его жизнь. Ученики Академіи Художествъ, останавливавшіеся по вечерамъ у подъѣзда Академіи, часто видѣли, какъ Реновалесъ проходилъ по улицѣ Алкали, закутанный въ плащъ, съ таинственнымъ видомъ, который невольно привлекалъ всеобщее вниманіе,

– Это Реновалесъ. Вонъ тотъ въ плащѣ.

И они слѣдили съ любопытствомъ, возбуждаемымъ въ людяхъ каждымъ знаменитымъ именемъ, за его странствованіями по широкой улицѣ. Онъ шелъ, нигдѣ не останавливаясь, молча, какъ бы ожидая чего-то. Иной разъ, очевидно, утомившись отъ ходьбы, онъ садился въ кафе за столикъ, и любопытные ученики слѣдили за нимъ, заглядывая въ окна. Онъ опускался на стулъ съ подавленнымъ видомъ и устремлялъ туманный, неподвижный взоръ на стоявшую передъ нимъ рюмку, въ которой всегда было одно и то же – коньякъ. Онъ выпивалъ ее вдругъ залпомъ, платилъ и быстро выходилъ, какъ человѣкъ, принявшій невкусное лѣкарство. И снова пускался онъ на развѣдки, глядя жадными глазами изъ-подъ плаща на всѣхъ одинокихъ женщинъ, возвращаясь назадъ, чтобы идти слѣдомъ за особами на высокихъ каблукахъ, въ темныхъ, развѣвающихся юбкахъ, запачканныхъ уличною грязью. Въ концѣ концовъ онъ исчезалъ, повидимому, сдѣлавъ выборъ, слѣдуя по пятамъ за какою-нибудь женщиною, всегда болѣе или менѣе одинаковаго вида. Ученики знали уже вкусъ великаго художника; онъ предпочиталъ маленькихъ, слабыхъ, болѣзненныхъ женщинъ, граціозныхъ, точно вянущій цвѣтокъ, съ большими, затуманенными, грустными глазами.