Елена Соловьева - Чужой, родной, любимый [сетевая публикация]

Я положила ладонь на живот и улыбнулась, почувствовав легкий толчок.

— Пинается! — восхитилась как в первый раз.

— Активненький, это хорошо, — умилилась баба Катя. — Вот погоди, родится, задаст нам с тобой жару. Тут будет не до вечерних посиделок и разговоров.

Восемь месяцев пролетели так быстро. Да и беременность протекала на удивление легко. Даже врачи в клинике удивлялись, что в моем возрасте выносить первенца оказалось так просто. Мне пророчили легкие роды и здорового малыша. Предлагали подыскивать имя.

Но я пока не думала об этом. Вопреки желанию бабы Кати, попросила врачей не называть пол ребенка. Для меня он был просто малышом — долгожданным и любимым. Я не называла его по имени и даже не знала, кто его отец. Хотя, надо признаться, втайне мечтала, чтобы им все же оказался Дэн…

— Пойду, плед принесу, — забеспокоилась баба Катя. — Хоть и поздняя весна, вечера еще холодные…

Она вошла в дом, тихо скрипнула дверью. Стало совершенно тихо — настолько, что отчетливо слышался стрекот сверчка, притаившегося между оконными рамами. Ошеломляюще-сладко пахли горные пионы, растущие в палисаднике. Вдали шумело море, осыпая причал солеными брызгами.

Все, как я мечтала. Почти все…

Прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Почувствовала себя упоительно свободной, счастливой, независящей от чужого мнения.

Со стороны дороги послышался шум подъезжающей машины. Вчерашний дождь размыл грунт и, кажется, авто застряло. Теперь рычало двигателем и рассыпало вокруг себя комья грязи.

Что вообще кому-то понадобилось в этом уединенном уголке? Приехали в гости к бывшим владельцам дома? Или?..

Незваный гость оставил попытки выбраться из грязи и, не боясь запачкать светлые брюки, направился к дому. В его уверенной походке читалось нетерпение. Разворот плеч, небрежный жест, которым поправил куртку — все это показалось мне знакомым.

Быть того не может!

Я неторопливо поднялась и бочком двинулась к входной двери. Проскользну незаметно, закрою плотно дверь. Попрошу бабу Катю сказать, что живет одна. Авось, по голосу он ее не узнает. В крайнем случае — вызову полицию. Не станет же он дверь ломать, в самом деле?..

Ноги словно вросли в землю. Дыхание участилось, сердце подпрыгивало до самого горла. Болезненный спазм прокатил по животу: точно обручем железным опоясало.

Схватило — и тут же отпустило. Но этого оказалось достаточно.

По ногам потекла теплая жидкость. Я вздрогнула и подумала: неужели такая трусиха, что стала страдать недержанием.

После второго спазма поняла — дело в другом. От потрясения отошли воды и начались схватки. Я рожаю, прямо здесь, на крыльце своего дома. На глазах у мужчины, которого поклялась никогда больше не впускать в свою жизнь.

Опустилась на корточки и всхлипнула. Обхватила живот руками, защищая от всего внешнего мира. Еще рано, еще не время…

Но малыш имел свое мнение на этот счет. Весь в отца! Решил сделать по-своему и ничто его не остановит.

— Стасечка, что с тобой?.. — Макс застыл у подножия крыльца и неверяще распахнул глаза.

К чему спрашивать, если все очевидно? Мой живот, торчащий колом под шерстяной накидкой, просто невозможно не заметить. Как и испуганное, болезненное выражение лица.

— Не приближайся! — прокричала я. — Оставь меня, наконец, в покое!..

— Ты…ты… — Макс потерял дар речи. — Что же не сказала…

Он сделал шаг вперед. Я предупреждающе выставила руку и вновь потребовала:

— Уезжай! Пожалуйста-а-а… Можешь судиться со мной, требовать компенсации морального вреда… Да все что угодно! Только не сейчас, ладно?..

Новая порция боли заставила ненадолго замолчать. Надо же, баба Катя говорила, что сила схваток нарастает постепенно. У меня же особенный малыш — ему нужно все и сразу.

Судорожно хватая ртом воздух, я попыталась подняться. Не хотела, чтобы Макс видел такой — испуганной, дрожащей, чуть ли не стоящей на коленях.

— Позволь тебе помочь, Стасенька!.. — не унимался Макс. — Я тебя люблю. Мне ничего не нужно — только вернись…

— Не смей меня так называть! — взвизгнула я. — Катись знаешь куда со своей любовью?.. К своим деньгам, любовницам и бизнес-планам. Убирайся прочь!

На крики выбежала баба Катя. Растрепанная, испуганная не меньше меня, она походила на курицу-пеструшку. А Макс — на лиса, пробравшегося в ее курятник. Моя защитница, несмотря на невысокий рост, налетела на обидчика чуть ли не с кулаками. Никогда прежде не слышала, чтобы эта милая женщина так бранилась. Пожалуй, надо взять пару фразочек на заметку.

Но это потом, сейчас есть дела поважнее. Я рожала — в этом не было никаких сомнений. От разрывающей боли готова была сойти с ума. И только упрямство и беспокойство за малыша не давали потерять сознание.

— Ей же в больницу надо! — Макс спохватился первым. — У меня там машина… но она застряла.

Что происходило дальше, помню обрывками. Кажется, Макс поднял на руки и донес до оживленной трассы. Поймал попутку и довез до клиники. Что-то говорил, требовал. Вроде бы — разок угрожал. Это когда я отказывалась тужиться и выполнять команды акушерки.

В краткие вспышки создания осознавала — муж держит за руку.

— Немедленно покиньте смотровую! — кричали на него врачи. — Вам нельзя в родовую! Выйдите!

— И не подумаю! — рявкнул Макс.

Врач, щупленький доктор с большим опытом работы и слабой мускулатурой, не стал возражать. Медсестры и вовсе боялись смотреть Максу в глаза.

— Хотя бы халат надень! — приказала баба Катя.

Макс выполнил ее требование. Ни разу за десять лет брака он не носился со мной так. Наверное, за те несколько часов, что длились роды, высказал всю ту нежность и заботу, что накопились за годы семейной жизни.

Еще бы. Ведь он участвовал в одном из главных таинств жизни: помогал появиться на свет собственному ребенку. Или внуку…

— А вот и наша красавица!.. — произнес акушер тоном волшебника из страны Оз.

Мне на грудь положили младенца. Сквозь слезы и мутную пелену на глазах, еще плохо воспринимая действительность, я рассмотрела темно-русую макушку и впервые поняла, что значит быть матерью.

В крошке теперь сосредоточился мой мир. И даже Макс не устоял перед этим чудом. Впервые видела, чтобы он плакал.

— Как назовешь нашу куколку? — поинтересовалась баба Катя. — Теперь-то пора…

— Валерия, как мою маму, — улыбнулась я.

Позволила медсестре забрать ребенка и прикрыла глаза. Чувствовала слабость и в то же время такой эмоциональный подъем, что, кажется, могла сдвинуть горы.

Но начать нужно было с меньшего — объясниться с Максом. Пусть на время родов мы взяли перемирие, наша битва еще не окончилась.

Встретиться и поговорить по душам удалось лишь спустя пять дней, когда меня и Лерочку выписали из клиники. Я наотрез отказалась принимать мужа — пока еще мужа — в доме. И придорожное кафе стало лучшим выходом из ситуации.