Дарья Вознесенская - Любовь на коротких волнах

Я нажала кнопку воспроизведения и ласково погладила аппаратуру.

Уууу, мои кнопочки. Как же я соскучилась!

Пусть кое-кто говорил мне, что я зарываю свой талант в землю, работая "просто ведущей", но я получала от этого колоссальное удовольствие, которое пока не готова была променять ни на что.

Ведущие выстроили свои графики так, чтобы полностью закрыть мое отсутсвие и не отменять утреннее шоу. В общем-то, мы всегда так делали, когда кто-то болел или уезжал в отпуск.

Или сидел под замком, как я.

В больнице меня продержали почти неделю - не потому что в этом была какая-то медицинская необходимость, просто Броневой та-ак смотрел на врачей, что те необходимость тут же находили.

Очень быстро.

С кучей латинских терминов.

Они вряд ли понимали, что я, проведя в гостях у добрых докторов, фактически, годы, во всех этих терминах разбиралась более чем хорошо.

Но я не протестовала. Лежать в постели? Без проблем.

Есть с ложечки? Пережить можно.

Ходить в больничный сад с двумя охранниками? Просто обожаю.

Я понимала, что это нужно Паше. При его характере, страхах и зацикленности на безопасности, пусть случайно, но упустить меня оказалось слишком болезненно. И если что и могло вернуть душевное равновесие,так это чрезмерный контроль, который, я знала, потом потихоньку ослабнет.

Впрочем, с Зимиными дела обстояли не лучше. Прилетел даже Антон; и они все вместе устроили возле моей кровати чуть ли не круглосуточное дежурство. Конечно, официальная версия звучала как «чтобы тебе не было скучно». По факту означало «нам было так страшно, что дай хоть насмотреться теперь».

И это я тоже приняла.

Пусть насмотрятся, натешатся, а потом я уже отвоюю назад свою свободу. Хотя, судя по взглядам Броневого, которые он бросал то на дверь, то на ключ, то на спинку кровати - как еще наручники не притащил, непонятно - свободной мне уже не быть.

Как и незадачливым похитителям.

Те ожидали суда в СИЗО. После полного признания вины: другу Тимофея Тольского вполне возможно дадут условно, но сам похититель получит по полной. Нашлось, правда, несколько ушлых защитников, которые решили сделать себе имя на газетных заголовках и скандальных эскападах; но бывшему наркоману - вот он поневоле бывшим и заделался - сразу объяснили, что если тот намерен раздуть эту историю, то наша сторона предъявит обвинение не только в похищении, но и в покушении на убийство.

На чем и настаивал изначально Павел, но я отговорила.

Не то чтобы мне сильно было жалко этого человека - я помнила свой страх и понимала, что все могло закончиться гораздо хуже - но уподобляться мстителю мне не хотелось. Его и так полноценно собирались наказать за глупость.

Он попал в переделку, из которой рассчитывал выйти за счет других - сестры, денег Броневого, старых связей. Как это часто бывает у людей, влез в неприятности сам, а вытаскивать его должны были все остальные. Почему должны - он так объяснить и не смог. И когда никто не стал брать его проблемы на себя, разозлился. Тут еще и наркотики, общая нервозность, какая-то неадекватная обида на то, что Павел даже не заметил его и его приветствия на приеме; ну и случайность, которой тоже есть место в нашем мире. Он увидел меня возле туалетной комнаты и схватил, не в силах совладать со злостью, а когда я ударилась головой и потеряла сознание - испугался.

И нет бы в тот момент позвать на помощь, повиниться, получить по морде - явно не один раз, но тем не менее. Нет, недалеким своим умишком он придумал целую «комбинацию».

Меня до сих пор потряхивало, когда я вспоминала ту ночь. Правда, иногда к ощущению пережитого ужаса присоединялся истерический смех, когда я вспоминала всю ту нереальную картину одного раннего утра в подмосковном дачном кооперативе.

Мне хватило пары часов, чтобы подготовиться и продумать варианты развития событий; и к тому моменту, как к дому подъехала машина, и приглушенные голоса - все таки я была права, предположив, что парень привезет подмогу - сигнализировали мне, что операцию по спасению можно считать открытой, я уже была на нужной позиции. Замершая в нервозном ожидании.

Ну а дальше все происходило очень быстро.

Тимофей и Артур - имена я узнала гораздо позже - осторожно открыли дверь и позвали меня. Не добившись ответа, заглянули. «Я» лежала на диване - слегка квадратная «я», потому что набитое книгами платье оказалось так себе похожим на человеческое тело - и не двигалась. Понятное дело, что они решили зайти внутрь; еще более понятное, что в полутьме наткнулись на натянутую веревку и упали вперед, прямо на битое стекло, которое я в течение получаса кропотливо выламывала из рам и дробила на мелкие кусочки.

Парни взвыли; я изо всех сил толкнула переставленный шкаф; тот обиделся, открыл дверцы и вывалил на них заговоренные банки с краской.

Дальнейшее кино я уже не смотрела.

Выскочила из комнаты, метнулась в предбанник и схватила со стола ключи от машины:на то и был расчет, что они там - это ведь какая-то общая привычка бросать их у входа.

Впрочем, если бы их не оказалось, я планировала перемахнуть через забор.

А так села в машину и втопила педаль газа, рассчитывая вынести хлипкие ворота.

То ли разгона не хватило, то ли ворота, которые были тщательно заперты, оказались не такими хлипкими, но кроме дикого грохота и выпущенной подушки безопасности это мне ничего не дало.

Пришлось зигзагами бежать по огороду - уж не помню, в чем была причина, но мне почему-то казалось, что будет мне за сараем счастье.Взбешенные похитители, пришедшие к тому времени в себя, рванули за мной.

И последнее, что я помню, так это какие-то доски и мусор, которым яв них кидалась; а потом кучу народу, появившуюся будто из ниоткуда. И когда я увидела Пашу с Темой, организм, державшийся на пределе сил, отказал.

Так что пришла я в себя только в больнице.

Чистая, укутанная и обколотая витаминами.

Правда, как пришла, так тут же захотелось и уйти - возле меня сидел Броневой и неотрывно смотрел своими серыми глазищами, под которыми залегли глубокие тени. Его тело было напряжено и будто искрило током, а черты лица заострились настолько, что выражение «порезаться о скулы» даже мне не казалось теперь верхом безграмотности.

- Так и заикой сделаться можно, - прохрипела я, наблюдая, как расслабляется мой мужчина, убеждаясь, что я умею моргать и говорить. - Ты выглядишь как маньяк.

- А ты, как моя жертва, - парировал он на первый взгляд спокойным голосом, за которым я услышала столько страха, боли и невысказанной радости, что горло перехватило удушливым спазмом, а на глаза навернулись слезы.

Броневой тут же встрепенулся:

- Что-то болит?!

- Угу.

- Где?!

Я поморщилась от этого вопля, лукаво подмигнула и протянула томным - надеюсь - голосом: