Наталья Горбачева - Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

– У твоей медовухи запах детства, – быстро сменил тему Прорва.

– А ты говоришь, продай землю! Вместе с детством, что ли?

Татьяна принесла из кухни свой фирменный капустный пирог. Прорва, чувствуя постоянный насмешливый холодок бывшего лучшего друга, ради приличия посидел еще и за пирогом, хотя интерес к встрече уже потерял. Той красавицы Татьяны Вересаевой, которую любил в юности, на свете больше не существовало; за столом сидела домовитая, со следами былой красоты мать семейства, ею гордится муж – потому что она знает 118 рецептов блюд из меда и пользуется исключительно овощами со своего огорода.

– За детей, – поднял последний тост Прорва. Пил он мало, ссылаясь, что за рулем. – Чтоб им жилось лучше, чем нам.

В этот торжественный момент произошло именно то, чего боялись родители. В гостиную вошла Люба. Она знала, что подобный неурочный приезд может испугать маму Таню, и тут же объявила его причину. Люба поздравила родителей с тем, что они скоро снова станут бабушкой и дедушкой; пару часов назад она сделала УЗИ, показавшее, что родится внучка. Все, конечно, обрадовались. Напряжение спало, и Лобов вполне по-дружески представил:

– Это наша старшая дочь Люба. А это – наш давнишний знакомый Вадим Борисович.

Импозантный гость встал и галантно поцеловал Любину руку:

– Поздравляю будущую маму. Это так прекрасно!

Татьяна с пристрастием разглядывала оказавшихся вместе Любу и Прорву, были ли они похожи?.. Мама Таня только поняла, что на дочь незнакомец произвел благоприятное впечатление, она даже согласилась, чтобы Вадим подвез ее… Прорва же совершенно не чувствовал зова крови, принялся говорить молодой симпатичной женщине комплименты.

Уже по дороге, сидя за рулем своей иномарки, Прорва вроде бы как пожаловался смущенной Любе:

– Вы мне прямо подарок. Не выношу ездить в одиночестве.

– Мне на дежурство сегодня. Мужчинам моим ужин еще надо приготовить, а автобуса не дождешься, – оправдывалась Люба.

– Все изменилось… Другая страна, другое название, а автобуса, как сорок лет назад, так и теперь не дождешься. Поразительно!

– Дураки и дороги – это же вечное, – рассмеялась Люба, отмечая про себя, что с этим совершенно незнакомым мужчиной чувствует себя спокойно. Странно… Вероятно, это потому, что ее Гриша сейчас какой-то очень напряженный: что-то с ним происходит, но молчит как партизан.

– Не жалеете, что вернулись? – поинтересовалась она.

– Хватит по миру болтаться, – у Прорвы был уже готовый ответ. – Знаете, о чем я все больше думаю? Каким бы я сейчас был, если бы не уехал. Была бы совсем другая жизнь…

– Да… Удивительно… Когда вы уезжали, меня, например, еще даже на свете не было…

– Ну конечно. Вам ведь нет еще даже тридцати пяти, угадал?

– Почти сорок, – ответила Люба.

Тут Прорва впервые по-настоящему удивился:

– Вам сорок? Никогда бы не подумал! Моей жене было почти столько же, когда родился Миша. Я молодой отец…

– Он у вас один?

– Да, к сожалению. Был молодой, не понимал этого.

– А у нас семья, как улей. Когда все собираемся, в доме такая кутерьма…

– Да, – вздохнул Прорва. – Татьяна с Платоном молодцы…

Так по-доброму разговорились они, что не хотелось и расставаться. Прорва довез ее до самого дома.

Вечером с дежурства Люба позвонила родителям, желая поделиться впечатлениями:

– Этот ваш знакомый тебя так нахваливал. Мамуль, а почему ты о нем никогда не говорила? Я так поняла, что папа с ним дружил?

– Да как-то… вылетело из головы, – ответила мама Таня, Любе показалось, что голос ее глуховатый, не совсем здоровый, что ли. – Да и что рассказывать? Мало ли по молодости приятелей было…

– Ну не скажи. Все-таки интересно: наш односельчанин и в Канаде живет!

– Сорок лет назад, если человек за границу уезжал, считай – без возврата, вы этого даже не понимаете.

– Ну видишь, вернулся, на родину потянуло… Симпатичный дядька. В юности, наверное, был ого-го! Сердцеед!

Мама Таня как-то быстро оборвала разговор. Люба решила, что мать таки приболела. В ином случае она замучила бы ее разговорами о будущей внучке…

– Мамуль, у вас все в порядке?

– Любонька, прости. Переволновалась с этими приготовлениями для высокого гостя, таблетку сонную выпила. На ходу сплю, – закончила разговор мама Таня.

Люба успокоилась: причина действительно уважительная.

Но более своей законной супруги переживал появление родного отца Любы Платон Лобов. Он старался не показать ни малейшего волнения, выдавали действия… Ранним утром втайне от Татьяны он собрался ехать в Ковригин. Лобов наложил полную корзину солений, медов и варений, надел свой самый приличный костюм, уже тесноватый в плечах, повязал галстук. Но верную подругу не обманешь. Она удивилась, зачем надел галстук.

– Да так… в город еду! Что ж тюфяком-то являться?

– Сказал тоже! – она подошла к мужу, перевязала ему галстук. – Я бы за тюфяка не пошла! Не темни, Платон, зачем вырядился?

– К Любе заеду по дороге. Не хочу, чтобы дочка меня стыдилась. Могу и галстук завязать, почище некоторых канадцев.

– Платон, Платон… – Татьяна сочувственно покачала головой. – Зачем эту ерунду в голову вбиваешь! Ты – настоящий отец. И Люба тебя очень любит. Ну, езжай с богом!

У Гриши Жилкина, мужа Любы, вдруг наступила черная полоса. Сколько мог, он скрывал это от жены. Началось все с того, что к нему на квартиру под видом «электриков» заявились бандиты и потребовали вернуть долг. Козловский, как оказалось, перед своим исчезновением из города занял двадцать тысяч долларов. Гриша пытался уговорить бандитов подождать возвращения компаньона, но – увы! Сведения были неутешительны: Родион пропал в неизвестном направлении. Козловский не отвечал ни по мобильному, ни по городскому телефонам… Он занял деньги, а долг требовали с Гриши Жилкина. Ко всему прочему, несколько заказчиков отказались от услуг их общего склада. Денежный поток превратился в маленький ручеек. Гриша ходил мрачный, большую часть времени проводил на складе, изыскивая любые способы перехватить денег. Люба, конечно, замечала беспокойное состояние мужа, пыталась выяснить, что происходит, но Гриша отговаривался обычной занятостью на работе. Люба безапелляционно заявляла:

– Я тебе давно говорю, что Козловский – бездельник. Вся фирма на твоих плечах, а он, видите ли, прохлаждается!

Наконец, от складского бухгалтера Михальченко Гриша узнал о махинациях компаньона. Оказалось, что за Двадцать тысяч долларов Козловский купил машину для жены. Гриша поинтересовался, почему личный автомобиль был оплачен из средств фирмы, на что Михальченко ответил, что так Козловский распорядился – сказал, что с согласия компаньона. Далее всплыла «покупка телеоборудования», проще, домашнего кинотеатра, который также сделался исключительной собственностью Козловского.