Вера и Марина Воробей - Мой единственный человек

– Здорово! – поддержала подругу Галина. – И он помогает людям! Жертвует деньги на строительство храмов, приюты для бездомных животных, отдельным людям тоже помогает… Но не афиширует это, а даже, наоборот, скрывает от всех. Даже от жены!

– Супер! – одобрительно выкрикнула Черепашка. – Ну а дальше уже дело техники. Сюжет этой поэмы, мне кажется, мы с тобой обе знаем!

– Да! Патриот спасает Игоря и издает потом книжку его стихов!

– Ты прямо мысли мои читаешь! – усмехнулась Черепашка.

– Нет, это ты – мои! – шутливо возразила Галя.

– Только учти, – резко сменила тон Люся, – тут нужно так все это написать, чтобы без соплей получилось… Это же все-таки не мыльная опера. Главное – не впасть в этакий елейно-слащавый тон…

– Согласна. Думаю, это у меня получится, – выразила надежду Снегирева. В эту минуту она и правда не сомневалась, что все у нее получится так, как надо.

– Знаешь, я тоже почему-то в этом уверена. Ну и про конфликт, естественно, не забудь, – сухо, по-деловому заметила Люся. – То есть нужен некий гад, антипод нашего героя, который…

– Ты права, – мягко перебила ее Галина. – Я это понимаю и обязательно придумаю что-нибудь такое, чтобы читатель переживал за судьбу нашего Патриота. А знаешь, – заговорила вдруг Галя совсем другим голосом. – Я недавно по телевизору смотрела выступление Никиты Михалкова…

– Ой, я его чего-то не очень, – сказала Черепашка, и Галя так и представила себе искривленное гримасой лицо подруги.

– Я тоже его, как ты говоришь, не очень, – поспешила оправдаться она. – Но одна фраза мне прямо-таки в душу запала. И, кажется, она как раз сейчас в тему будет.

– Ну и что это за фраза? – без особого энтузиазма в голосе отозвалась Черепашка.

– Сейчас постараюсь точно воспроизвести… О! Короче, речь в передаче шла как раз о патриотизме. И Никита Михалков сказал, что он считает патриотом не того человека, который размахивает знаменами на демонстрациях и пикетах и до хрипоты в глотке орет, что он за родину готов жизнь отдать, а того, кто, увидев на асфальте бумажку, подберет ее и выбросит в урну. По-моему, сильно сказано, а, Люсь? Во всяком случае, мне кажется, что наш Патриот именно из таких.

– Пожалуй, – протянула Черепашка. – Вообще-то я с Никитой Сергеевичем в этом вопросе полностью согласна. Знаешь, я, когда иду по улице и вижу разбросанные пакетики из-под орешков, мороженного, окурки, пачки какие-то пустые, бутылки, все время удивляюсь – ну вот как это можно, не понимаю, идет человек по улице, грызет орешки, допустим… Лезет в пакетик – кончились орешки, и он, не долго думая, берет и швыряет пустой пакетик прямо на асфальт… Бред какой-то! Конечно, это банально говорить, что дома у себя небось не бросил бы! Но тем не менее ведь не бросил бы! – Похоже, эта тема действительно задела Черепашку за живое. Потому что она сильно разволновалась и даже голос от возмущения повысила, что случалось с ней крайне редко.

– Я тоже не понимаю этого, – сказала Галя после паузы. – Конечно, ты можешь не поверить мне, подумать можешь, что я хочу показаться в твоих глазах хорошей… Но мне потому и запала в душу эта михалковская фраза про бумажку, что я сама такая. Конечно, я стараюсь, чтобы никто не видел, как я подбираю с земли мусор, а то подумают, ненормальная… Но у меня даже пакет специальный с собой всегда есть для чужого мусора. Наберу полный пакет, найду урну и выброшу…

– Я тебе верю, – просто сказала Черепашка. – И совсем не думаю, что ты ненормальная. Ты мне подала хорошую мысль – теперь тоже заведу себе такой мусорный пакет.

Поболтав еще немного об уроках и предстоящей контрольной по алгебре, девочки распрощались. И у обеих на душе осталось очень теплое, необычное и светлое чувство. Галя теперь знала точно – у нее появилась настоящая подруга. Примерно такие же мысли возникли в тот момент и в Люсиной голове.

К вечеру почти половина поэмы «Патриот» была написана. Галя просто вымоталась. Такую усталость она, пожалуй, чувствовала лишь однажды, когда ездила с мамой на огород к какой-то маминой сотруднице пропалывать картошку. Но то, конечно, была усталость совсем иного рода. Тогда у Гали ныли и болели все мышцы и вообще ощущение было такое, будто ее палками избили. Теперь же она чувствовала такую пустоту в голове и в душе, что хотелось плакать. И вот что странно: пустота эта была какой-то напряженной, отдававшейся во всем ее теле противной вибрацией…

Словом, в какой-то момент девушка поняла, что если немедленно не встанет из-за стола и не отправится на кухню разогревать ужин, то ее поэма так навсегда и останется недописанной, потому что больше она к ней не вернется. И чтобы этого не случилось, Галина решительно отложила в сторону ручку, закрыла блокнот, поднялась и пошла готовить ужин, хотя есть ей совершенно, ну просто ни капельки не хотелось.

– Галчонок, скорей! Тебя к телефону! Кажется, Игорь! – зажимая рукой трубку, свистящим шепотом сообщила ей мама.

В этот момент Галя как раз занесла было нож над яйцом. В сковороде уже вовсю шипело и злобно скворчало масло.

– Выключи, пожалуйста! – попросила Галя, и тут бежево-розовое яйцо выскользнуло из ее пальцев и, глухо стукнувшись о линолеум, разлилось на нем живописной лужицей с веселым желто-оранжевым кружочком посередине.

– Это к счастью, – заверила дочь Марина Николаевна и поспешила в ванную за тряпкой.

В висках стучала кровь, и все очертания предметов стали вдруг какими-то неясными, расплывчатыми. Охрипшим от волнения голосом Снегирева выдавила:

– Я слушаю…

– Это я. Здравствуй.

– Здравствуй, – ответила Галя, а сама почему-то в эту секунду лихорадочно пыталась вспомнить, сколько же дней прошло после того их ужасного последнего разговора. Десять? Нет, кажется больше…

– Прости меня, – тихо попросил Игорь. – Я – кретин, последний болван…

– Не говори так! – прервала она.

– Нет, я еще хуже… Галя. – Он сделал паузу, а она замерла и слушала, как гулко отдается в ушах каждый удар сердца. – Галя, – повторил Игорь и попросил: – Приезжай ко мне, пожалуйста… Мне очень плохо без тебя… Я не могу без тебя жить.

– Я тоже! – радостно выкрикнула она. – Я тоже без тебя не могу! Ты только не волнуйся, хорошо? Поставь чайник и жди меня… Я очень быстро приеду. Честное слово.

Она уронила трубку и даже не заметила этого.

…Он открыл дверь сразу. Галя даже позвонить не успела. «Значит, сидел в прихожей и ждал!» – подумала она, но без всякого превосходства, а скорее с жалостью.

– Сколько же мы не виделись? Две недели? Нет, тринадцать дней… Я точно знаю. – Глаза Игоря лихорадочно бегали из стороны в сторону, он смотрел на Галю так, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, растворится в воздухе. Смотрел и не мог насмотреться. – Видишь, милая, каким самонадеянным дураком я оказался… Ты себе не представляешь, что я пережил за эти дни. Каждую секунду, даже во сне, я думал о тебе… А потом, когда почувствовал, что дальше нельзя, что просто крыша съедет, если я тебя не увижу, взял и позвонил. Вот такой я эгоист, видишь?..