Вера Колочкова - Осенняя рапсодия

– Да, мам, привет… – выдохнула Марина в трубку и сама испугалась своего слезно-хныкающего голоса. Да по одному голосу сразу ясно было, что у нее тут ситуация – из ряда вон…

– Господи, доченька, что случилось? Почему ты плачешь? С Машенькой что? С Олегом? Говори быстрее, иначе у меня инфаркт будет… – почти заголосила в трубку мама. Марине даже показалось, что она увидела ее лицо в этот момент – не то чтобы сильно испуганное или огорченное, а скорее недовольное. У меня, мол, сердце больное, а вы меня своими неприятностями совсем до могилы довести хотите…

– Да не бойся, мам. Ничего особенного. Все живы и здоровы. Просто от меня Олег ушел.

– Как – ушел? Куда – ушел?

– Сама знаешь, куда мужья от жен уходят…

– О господи… Только этого мне еще не хватало…

– Мам, а почему ты говоришь – мне? Вроде как проблема-то не твоя? – стараясь удержать в себе удивленную обиду, тихо проговорила Марина. – Это ж мой муж ушел! Вроде моя проблема-то.

– Ага! Как же, твоя! Ты хоть понимаешь, чего меня лишила?

– Чего, мам?

– Спокойной пенсии, вот чего! Нет, я знала, я всегда подозревала, что ты со мной что-нибудь подобное вытворишь…

– Мама! Я прошу тебя, мама! Не надо сейчас так со мной разговаривать! – почти провыла в трубку Марина, уже жалея о своем решении. Нет, все-таки не надо было ей ничего говорить… – При чем тут твоя пенсия, мама?

– Перестань! Хватит пикать! Терпеть не могу, когда ты пикаешь!

Услышав знакомое и ненавистное с детства слово, Марина лишь горько усмехнулась. Да, давно она от мамы этого «не смей пикать» не слышала… В понятие это – пикать – у мамы входило все: и дочкины слезы, и непокорная ее строптивость, и собственное мнение, и вообще, по-маминому получалось, что дочь ее всю свою сознательную жизнь только и делает, что «пикает». То есть ведет себя совсем не так, как хотелось бы маме.

– Хорошо, мам, я не буду пикать. Мне вообще сейчас не до этого. Считай, что я просто поставила тебя в известность, и все.

– Ага, в известность она меня поставила… Спасибо, дочь. Спасибо, что лишила заслуженной старости. Вернее, ее смысла.

– Как это? Не поняла… А какой у старости может быть смысл? То есть… Нет, я хотела сказать, что ты еще не…

– Ладно, обойдусь без дочерних реверансов. А насчет смысла я тебе так отвечу… Смысл любой старости заключается в благополучии детей. Поняла? Старикам только тогда хорошо, когда у детей все ладится. А если от детей покоя нет, то и старости, считай, нет…

– А я что, твой покой нарушила, мам? Я на шею тебе села? Я молодая, здоровая, зарабатываю хорошо…

– Да при чем здесь – молодая и здоровая? Все брошенные мужьями женщины молодые и здоровые. Я же не в этом смысле! Тут дело не в деньгах и не в здоровье, а в ощущениях… Когда дочь с семьей не устроена, она по определению уже выпадает из ряда счастливых и успешных. Это же ясно как божий день… Нет, ты меня убила, совершенно убила…

– Прости, мам. Я нечаянно. Я больше так не буду, – с сарказмом проговорила Марина. Но мама, казалось, сарказма в ее голосе вовсе и не заметила.

– Значит, так… Я вот что сделаю, Мариночка! Я работать пойду. Я, как ты утверждаешь, еще не совсем старая, меня еще на работу возьмут…

– Да не надо, мам! Ты что? Зачем? У тебя сердце больное!

– Молчи. Я знаю, что говорю. Нам с тобой еще Машеньку в институте учить надо, потом замуж ее отдавать… Бог с ней, с пенсией. Я тебе помогать должна.

– Не надо мне помогать, мама. Я сама с Машкиным образованием и замужеством прекрасно справлюсь. Да и Олег поможет…

– Ага! Поможет он! Как же, жди! Ты чего, совсем наивная? Твой отец, когда от меня ушел, много тебе помогал? Ну, скажи? Много?

Так. А вот на эту тему выруливать совсем не стоит. Опасно. Тема эта даже за давностью лет пока не утратила своей злободневности. И если мама, не дай бог, на нее свернет, то…

– Ой, мамочка, извини! Извини, ради бога, у меня мобильник в сумке надрывается! Наверное, Машка звонит! Да, и вот еще что… Если Машка тебе будет звонить, ты ей не говори ничего, ладно? Ну все, пока, целую! – жизнерадостно пропела в трубку Марина и торопливо нажала на кнопку отбоя. Все, хватит. Поговорили, и будет. На сегодня с эмоциями уже перебор. Надо доесть котлеты, напиться чаю и спать, спать… Завтра новый день, новая работа. И новая жизнь. Пусть со вкусом одиночества, но все равно – новая.

– Слушай, а ничего квартирка-то! Если здесь уют навести, то вполне даже… Тебе нравится, Настеныш?

– Да, нравится… Мне все, что с тобой связано, давно уже нравится…

Настя по-кошачьи пролезла ему под руку, заглянула в лицо снизу вверх, потерлась лбом о его колючий подбородок.

– Олег, мне даже не верится… Мы и правда теперь будем вместе?

– Правда, Настеныш.

– Всегда-всегда? До самой смерти?

– Ага. Как в сказке. Они полюбили друг друга и умерли в один день. Но поскольку до смерти нам с тобой еще далеко, может, пока поужинаем? Как у нас насчет ужина? Есть какие-нибудь соображения? Я голодный как волк. И нервный от пережитых потрясений. Все-таки не каждый день из семьи ухожу.

– Ой, Олег… И правда, как нехорошо получилось с Мариной Никитичной… Я такой виноватой себя перед ней чувствую! Она когда зашла сегодня в приемную, я чуть сквозь землю не провалилась, ей-богу! Еще немного, и под стол бы залезла от страха…

– Ишь ты! – насмешливо встряхнул Олег ее за плечо. – Мужика из семьи увела, еще и про страхи рассказывает!

– Я не уводила. Ты же знаешь, я не хотела. Ты сам…

– Да знаю, знаю. Шучу я. Ну так что у нас там с ужином? Будешь меня кормить или нет?

– Ага… Я сейчас яичницу с колбасой… Ой! Телефон! Это твой или мой звонит?

– Твой, кажется…

Выскользнув из-под его руки, Настя резво бросилась в прихожую на зов своего мобильника. Олег с удовольствием посмотрел ей вслед, потом улыбнулся блаженно. Он готов сутками на нее смотреть – как она говорит, как улыбается, как молчит, как резво и трогательно перебирает тонкими ножками при ходьбе, и потом, эта ее детская манера сдувать длинную челку со лба… Ребенок, чистый ребенок! У него даже однажды сомнения нехорошие на свой счет в голову закрались – нет ли у него тайных педофилических пороков? А что – говорят, сейчас этим каждый второй мужик страдает… Хотя в Насте никаких Лолитиных прелестей вроде нет. Просто она по природе маленькая, худенькая. Да и по возрасту на Лолиту не тянет – двадцать пять лет уже. Давно замуж пора. А раз пора – почему не он должен занять это счастливое место? Дочь свою он, считай, вырастил. Марина в нем тоже особо не нуждается – женщина вполне самостоятельная, не больная и не идиотка. Ну, пострадает, конечно, какое-то время. Куда без этого. А потом перестанет. Еще и спасибо ему скажет. И вообще – кому сейчас легко? У нее хоть квартира своя есть, от бабки в наследство доставшаяся, а им с Настюшей и жить пока негде. Вот, пришлось квартиру снимать.