Розамунд Пилчер - Фиеста в Кала Фуэрте

— Не хотите, чтобы я с вами поехал?

Не почувствовав в голосе Родни особого энтузиазма, Джордж сказал:

— Нет, не стоит. В лодке полно рыбьей чешуи, вы только испачкаетесь.

— Ну если вы так считаете... — Родни переставил на солнце плетеное кресло и величаво в него опустился: хорошо воспитанный англичанин, проводящий отпуск за границей.

Джордж, между тем, сволок лодку Рафаэля по пандусу и спустил на воду, взмокнув от напряжения — лодка была длинная, тяжелая, неудобная. Вдобавок в ней было только одно весло, и Джорджу пришлось галанить, что он делал неуклюже и поэтому злился: наверняка этот изысканный господин со своей гладкой бесстрастной физиономией и ровным бесстрастным голосом, в своем безукоризненно сшитом темно-сером костюме следит за ним с террасы Каса Барко. Пыхтя, обливаясь потом и чертыхаясь, Джордж подплыл к яхте и окликнул Селину по имени, но не получил ответа.

С трудом управляя своим неповоротливым суденышком, он обогнул «Эклипс» и сразу же, высоко на противоположном берегу, увидел Селину. Она поднялась на скалу по ступенькам, ведущим к купальне одной из прилепившихся к обрыву, похожих на свадебный торт вилл, и сидела, как русалка, обхватив руками колени; ее мокрые волосы облепляли шею, точно воротник из котикового меха. Отложив тяжелое весло и рупором приставив руки ко рту, Джордж еще раз крикнул:

— Селина! — Крик получился таким пронзительно-яростным, что она сразу посмотрела в его сторону. — Давай сюда, надо поговорить.

Секунду поколебавшись, Селина встала, спустилась по белым ступенькам и, войдя в воду, поплыла к нему. Планшир оказался слишком высоким, поэтому Джорджу пришлось подхватить ее под мышки и втащить в лодку — мокрую и трепещущую, как только что выловленная рыбка. Они сели на банки друг против друга, и Селина сказала:

— Простите. Вам нужна шлюпка?

Джорджу было не привыкать, что по утрам женщины первым делом, не дав ему и слова сказать, требовали извиниться за его поведение накануне. Однако Селина была не такая, как все.

— Надеюсь, вы не сердитесь, что я...

— Конечно, нет.

— Я проснулась, когда вы еще спали. Впустила Хуаниту... — Джордж смотрел на ее губы, не слушая, что она говорит, пытаясь заставить себя примириться с мыслью, что эта девушка собирается замуж за Родни Экленда, что давно обручена, но от него почему-то скрыла... — а с вашей приятельницей все в порядке? Надеюсь, она уже остыла?

— Моя приятельница? Ах, Франсис! Остыла? Понятия не имею. Она еще ночью уехала в Сан-Антонио. Так или иначе, твоей вины тут нет. Покипятится и все забудет.

— Не надо мне было возвращаться в Каса Барко, теперь я понимаю, но...

— Селина... — Дольше сдерживаться у Джорджа не хватило терпения.

Она нахмурилась.

— Что-то случилось?

— Послушай. Тебя в Каса Барко ждет один человек. Он приехал, чтобы увезти тебя в Лондон. Его зовут Родни Экленд.

Селина окаменела. Потом беззвучно прошептала:

— Родни...

— Он прилетел ночью из Лондона. Когда вернулся из Боурнмаута и узнал, что ты одна отправилась в Сан-Антонио, тут же сел на первый подходящий самолет... Я ему сказал, что ты не моя дочь, и, должен заметить, он не особенно удивился. Короче: мистер Экленд хочет с тобой поговорить.

Подул прохладный бриз, и Селина поежилась. Джордж смотрел на тоненькую золотую цепочку, исчезающую в вырезе ее крохотного бикини, — теперь он знал, что на ней висит вовсе не крестик. Протянув руку, он вытащил цепочку до конца, и в воздухе закачалось подаренное Родни Эклендом обручальное кольцо с сапфиром и бриллиантами, рассыпавшими вокруг сверкающие искры.

— Селина. Почему ты мне не сказала?

Глаза у нее были такие же темно-синие, как сапфир, лежавший у него на ладони.

— Не знаю.

— Вы с Родни обручены? — Она кивнула. — И собираетесь через месяц обвенчаться. — Она снова кивнула. — Но почему это такой секрет?

— Это не секрет. Я говорила про вас с Родни. Сказала, что, возможно, Джордж Даер — мой отец, и что я хочу его отыскать. И попросила Родни со мной поехать. Но он не смог. У него были дела в Боурнмауте, и ему в голову не пришло, что я решусь полететь одна. Он сказал, что, если вы — мой отец, незачем вас пугать, свалившись как снег на голову. А если не отец, получится совсем уж глупо. Он не понимает, как это важно — иметь родителей, семью...

— Ты с ним давно знакома?

— С детства. Его фирма всегда вела бабушкины дела. Бабушке он очень нравился, и, я знаю, она хотела, чтобы я вышла за него замуж.

— И теперь ты выходишь.

— Да. Я привыкла во всем ее слушаться. — В темных глазах Джорджа промелькнуло что-то, похожее на сострадание, а Селине ужасно не хотелось, чтобы он ее жалел. — Мы уезжаем из Куинс Гейт. Сняли прелестную квартирку в новом районе. Вам бы понравилась... Солнечная, и вид из окон прекрасный. Агнесса будет жить с нами. Я уже заказала подвенечное платье. Белое, очень длинное. Со шлейфом.

— Но обручальное кольцо с пальца сняла. И спрятала.

— Я думала, вы мой отец. А увидеться в первый раз с отцом мне хотелось... ну, чтобы я была просто я. Никому не принадлежащая: ни другому человеку, ни другому образу жизни.

— Ты его любишь?

— Вчера я задала вам тот же вопрос, но вы не ответили.

— Тут есть разница. Мы говорили о моем прошлом, а это — твое будущее.

— Да, понимаю. Потому это все так важно. — Джордж не ответил. Селина подняла руки и расстегнула золотую цепочку. Кольцо соскользнуло; Селина подхватила его и надела на палец, а потом снова застегнула цепочку на шее. Все ее движения были продуманными и четкими. — Нехорошо заставлять Родни ждать.

— Да, конечно. Садись в шлюпку, а я поплыву следом на этой посудине. Только не исчезай, не попрощавшись.

— Я никогда так не поступлю. И вы это знаете.

На террасе Родни стало жарко. Он бы мог снять пиджак, но под пиджаком были подтяжки, демонстрировать которые Родни считал неприличным и поэтому, встав с кресла, перешел в прохладную комнату. Там он принялся расхаживать из угла в угол, пытаясь разобраться в необычном дизайне дома, и не заметил появления Селины, поднявшейся по ступеням террасы и остановившейся на пороге.

Лишь когда она его окликнула, Родни обернулся. Селина стояла в дверях. Родни уставился на нее, не веря своим глазам. Он не мог понять, как за столь короткое время можно было так измениться. Вместо довольно бесцветной блондинки с бледным лицом, оживляемым только ярко-голубыми, как у сиамской кошки, глазами, он увидел загорелую девушку с распущенными мокрыми волосами и в купальнике, показавшемся ему воплощением дурного вкуса. Огромная белая кошка, гревшаяся на солнышке на террасе, подошла и стала нежно тереться о Селинины голые ноги.

В воздухе повисло странное напряжение. Наконец Селина сказала: