Делия Хирст - Та самая, единственная…

— Пойдем быстренько поздороваемся, — сказала Оливия, — а потом нам надо будет привести себя в порядок. Скоро обед.

— Я рада буду снова увидеть дядю Хасо, — сказала Нел очень тихим голосом.

— И конечно, маму. Уверена, что она тебе очень обрадуется.

Нел кинула на нее странный взгляд.

— Не говори глупостей, — сказала она.

Они обошли дом, вошли в одну из задних дверей, сняли верхнюю одежду и сапоги. Оливия решила было потихоньку пройти наверх, чтобы привести себя и Нел в порядок, прежде чем идти в гостиную, но их увидела Анке и, сказав что-то по-голландски, провела к двери и открыла ее.

Они остановились в дверях, и все находившиеся в комнате повернулись к ним.

Мевра Ван дер Эйслер и ее сын, не сговариваясь, одновременно воскликнули:

— А, вот и вы!

— Вы покупали в деревне ириски? — спросил мистер Ван дер Эйслер, подбросил Нел над головой и мельком улыбнулся Оливии.

Рита протянула руки, но не поднялась с кресла. Нел, какая ты растрепанная. Кажется, Оливия не очень хорошая няня. Иди поцелуй меня.

Девочка с неохотой подошла к ней, и Рита обняла ее.

— Ты по мне скучала?

— Оливия очень хорошая няня, — дрожащим голосом произнесла Нел, — и она не няня, она такой же человек, как и ты, бабушка или Мевра Ван дер Эйслер.

Ее мать нетерпеливо сказала:

— Конечно, конечно, она такой же человек. А теперь иди причешись и умойся. Что у тебя там за щекой? Что ты ешь?

— Ириску. В деревенском магазине… Ладно, ладно, неважно. Сейчас будем обедать, а потом дядя Хасо хочет тебе кое-что сказать.

Все это время она намеренно игнорировала Оливию, которая присела по молчаливому приглашению Мевры Ван дер Эйслер. Мистер Ван дер Эйслер, сидевший в кресле рядом с верным Ахиллесом, не принял участия в разговоре. О чем он думает, можно только догадываться.

Что ж, говорила себе Оливия, скоро мы это узнаем, а мне хотелось бы как можно скорее очутиться дома. При этом она прекрасно понимала, что обманывает себя, что уехать в Англию и больше не видеть Хасо для нее невыносимо и что, хуже того, ее тошнит от одной мысли, что он и Рита поженятся…

Эта женщина идеально вписывалась в интерьер старинного дома: свободного покроя твидовый костюм, стоящий целое состояние, кожаные сапоги в обтяжку, кашемировый джемпер, безукоризненно уложенная прическа, искусный макияж…

Оливия с Нел поднялись наверх, где девочка, не желающая спускаться обратно, начала капризничать. У безжалостно расчесывающей свои спутавшиеся волосы Оливии настроение тоже было не из лучших. Будущее не предвещало им ничего хорошего.

— Дядя Хасо ведь не отправит меня назад к той ужасной женщине? — прошептала Нел.

Оливия успокаивающе обняла ее за плечи.

— Твой дядя Хасо любит тебя и не даст в обиду. Как бы он ни решил, это будет правильно, птичка.

— Но ты уедешь…

— Да, а ты вернешься в школу, и обещаю, что приеду тебя навестить.

— А почему ты такая грустная?

Вопрос прозвучал неожиданно.

— Грустная? Я? Нет, дорогая, почему я должна быть грустной?

— У тебя грустное лицо.

— Наверное, это потому, что я голодна. — Нужно постараться выглядеть приветливой… — Пойдем вниз.

Обед прошел неторопливо, а тема разговора была настолько обща, что в нем приняли участие все. Опасаясь внимательного взгляда мистера Ван дер Эйслера, Оливия в промежутках между пережевываниями пищи все время улыбалась. Должно быть, это выглядело глупо, но во всяком случае, она не имела грустного вида. Она вежливо отвечала, когда к ней обращалась Рита, согласилась с высказанным хозяином мнением, что все это время погода стояла прекрасная, и старалась не обращать внимания на резкие замечания Риты в адрес Нел, чье поведение за столом не было безупречным, чего, впрочем, вряд ли можно было ожидать от ребенка ее возраста.

Но обращение этой женщины с Хасо было совсем не резким. Наоборот, она внимательно и с интересом прислушивалась к каждому его слову, и на ее губах все время сияла очаровательная улыбка, которую Оливии нестерпимо хотелось стереть с этих губ, с этого лица. Мужчина — любой мужчина — не мог остаться безразличным к такому ярко выраженному интересу к его личности и этим зазывающим взглядам. Хотя мистер Ван дер Эйслер, без сомнения, мужчина неординарный. Он вел себя как превосходный хозяин — внимательный, искусно направляющий общий разговор — и все это время был очень внимателен к Оливии, которая старалась не встречаться с ним взглядом и поменьше говорить. Внешне она казалась очень спокойной, тогда как внутри у нее все бурлило.

— Не попить ли нам кофе в гостиной? — предложила Мевра Ван дер Эйслер. — Нел, ты не хочешь сходить на кухню и взглянуть, что там готовит Анке? Наверняка кекс к чаю…

Нел охотно удалилась, но когда Оливия встала, чтобы последовать за ней, ее спросили, не будет ли она так добра и не пройдет ли тоже в гостиную.

— Это касается и вас, Оливия.

Мевра Ван дер Эйслер как раз разливала кофе, когда стоящий на столе телефон зазвонил. Сначала Хасо слушал молча, но даже когда заговорил, это мало что изменило, потому что говорил он по-голландски, однако по лицу его матери Оливия видела, что новости были не слишком добрые.

Наконец он положил трубку.

— Как это неудачно — я должен немедленно вернуться в Амстердам. Если даже я прооперирую этого пациента сегодня, то все равно раньше завтрашнего утра не освобожусь. Мы должны отложить нашу беседу до этого времени.

Рита надулась, но его мать спокойно сказала:

— Конечно, мы все понимаем, дорогой. Будем надеяться, что ты успеешь вовремя.

Он был уже на ногах.

— Мне будут сообщать все новости — в машине есть телефон. Как только это станет возможным, я сообщу вам, как дела.

Он поцеловал на прощание мать и коротко спросил:

— Ты, конечно, останешься, Рита? — Потом повернулся к Оливии: — Не волнуйтесь и предоставьте все мне. Поцелуйте за меня Нел.

— Сколько всего может случиться за каких-нибудь пять минут, — сказала Оливия.

Мевра Ван дер Эйслер улыбнулась ей.

— Да, дорогая. Быть замужем за врачом нелегко, но потом к этому привыкаешь.

— В этом нет абсолютно никакой необходимости, — заявила Рита. — Вместо того чтобы работать во всех этих больницах, Хасо нужно ограничиться только частной практикой — видит Бог, у него для этого достаточно солидная репутация.

— Не думаю, чтобы репутация здесь имела какое-нибудь значение, — сказала Оливия, забывая с кем говорит. — Он поступает так, потому что хочет этого. Ему наверняка все равно, кто его пациент — богач или бедняк; они для него просто пациенты, и он знает, как им помочь.

— Что за сентиментальная чушь, — сказала Рита. — Хотя, если я расслышала правильно, этот пациент как раз важная шишка.