Агония Иванова - За чужие грехи

Ведь Антонина же понимает, какая это трагедия для Тани — поссориться с ней?

— Очень серьезно, — добавила Таня робко.

— Вы помирились? — с беспокойством поинтересовалась Антонина, конечно, она все поняла. Ее даже пугала немного эта дружба, но она слишком была занята своей работой, чтобы вдаваться в подробности. К тому же она была уверенна в том, что ее Танюша — хорошая девочка, и никогда не решится на что-то ужасное.

— Конечно, — ответила Таня, сдержав тяжелый вздох, потому что подумала о том, как страшно на самом деле поссориться с Люсей, серьезно поссориться.

— Ну, хорошо, — Антонина явно почувствовала облегчение и удовлетворила свою потребность немного поучаствовать в жизни дочери, теперь она направилась к выходу из комнаты, явно с чувством выполненного долга.

— А где ты была? — вдруг насторожилась она, и остановилась уже на пороге.

— У еще одной одноклассницы, — тут же нашлась Татьяна, — ты ее не знаешь. Она болеет, сидит дома, а я пока немного помогла ей с математикой…

— Какая ты у меня молодец, — довольно улыбнулась Антонина, — ну… теперь отдыхай. И не забудьте поужинать. Еда на плите.

Не забудьте поужинать? — повторила про себя Таня, и что-то внутри у нее сразу сломалось и рассыпалось, словно замок из песка, на который кто-то случайно наступил. Хрупкое спокойствие и ощущение уюта, когда мама рядом и может ее защитить исчезло, оставив ее наедине с холодной неизбежностью и горьким отчаянием безысходности. Ведь эта фраза могла означать только одно.

Она слышала, как мать что-то сказала отчиму, как хлопнула дверь в прихожей, она сидела все также уставившись в одну точку. Когда шаги по коридору известили ее о том, что отчим решил ее проведать, она даже не пошевелилась. А что она могла сделать? Бежать? Кричать, звать на помощь? Она была уверенна, что он легко обернет все ее слова и поступки против нее, она то его знала.

На пороге комнаты там, где еще совсем недавно стояла ее мама, появился отчим — Борис Михайлович, хотя девочка редко называла его по имени, редко вообще вспоминала и старалась вспоминать еще реже. Он был человеком среднего возраста, уже не молодым, но еще далеко не старым, хотя в его внешности уже не осталось ничего привлекательного. Напротив все, что красивого сохранилось в нем, оставленное ушедшими годами, было омрачено и изуродовано каким-то лихорадочно-звериным блеском глаз и неприятной самодовольной ухмылкой.

— Мама ушла? — зачем-то спросила Таня слабым болезненным голосом, словно взывая к состраданию, но едва ли это имело смысл. Борис с невозмутимым видом прошествовал мимо нее и подошел к окну, лишь слегка скрытому тонкими тюлевыми шторами.

— Да. Сегодня ей тоже придется подежурить, — сказал он совсем без эмоций, а потом вернулся и, не говоря не слова сел на кровать рядом с ней. Таня поежилась, подвинулась в сторону, но его цепкие пальцы больно сжали ее руку.

— Что такое, Танюша? — издевательски спросил он.

— Зачем вы это делаете!? — не сдержалась девочка, вскочила резко, руку было ужасно больно, но сейчас ей было куда хуже морально, чтобы думать еще и об этом, — неужели вы не понимаете!? Зачем… зачем!? — в ответ она только получила удар по лицу, а потом еще один удар — сваливший ее на колени. Она спрятала лицо в ладонях, с трудом сдерживая слезы боли и обиды.

— Не шуми, — бросил он, смотря на нее сверху вниз насмешливо и уничтожающе.

— Зачем… я… я обо всем маме расскажу, завтра… — пригрозила Таня, это было последний шанс, остававшийся у нее на спасение, хотя она знала, что он скорее погубит ее. Именно это и произошло, похоже, отчима сильно разозлили эти слова, он схватил ее за волосы и заставил посмотреть на себя.

— Только попробуй, Танюша, — прорычал он, — пожалеешь об этом. Да и подумай — кому она поверит? Так что замолчи и доставь мне удовольствие, раз сама его не получаешь, — он скривился, и на его лице заиграла та самая жестокая улыбка, которую Таня так ненавидела. Как и этого человека.

Как и свою жизнь.

— Люсь, а, Люсь… — после целого дня угнетающего молчания Наташа все-таки не сдержалась и первая заговорила с сестрой, которая ее откровенно игнорировала. Наташа прекрасно понимала младшенькую, и сама чувствовала себя виноватой, но стоило ей вспомнить теплые кофейные глаза Кира, она начинала убеждать себя, что не просто так встретила на улице именно этого мужчину. Впрочем, что теперь думать об этом, когда он уехал, даже не оставив телефона и адреса. Нужно его забыть. Ссориться с Люсей из-за какого-то сказочного принца, который ей словно приснился, самое глупое, что она могла придумать..

— Чего тебе? — Люся тоже сдалась, в ее голосе было слышно радость и волнение, она задумалась о чем-то и даже выронила книги, которые несла, чтобы сдать в библиотеку.

— Прости меня дуру, а? — без долгих вступлений начала Наташа, помогая ей собрать их, — я больше так не буду, я понимаю, как необдуманно поступила…

— Хм… — промычала Люся, снова напустила на себя грозный вид и торопливо пошла вверх по лестнице, Наташе ничего не оставалось, как ее догнать и снова пойти рядом.

— Но он правда мне как приснился… прости, я не знаю что на меня нашло! Прости… — уныло продолжала девушка.

— Приснился он тебе, — наконец-то заговорила Люся, и сейчас в ее голосе звучало столько знакомого, маминого, праведного гнева, что Наташе захотелось плакать, — он же теперь знает где мы живем! А если он какой-то маньяк… эх… — она вздохнула, остановилась и неожиданно потрепала Наташу по волосам, почти точно также, как это делала мама, только ей приходилось для этого вставать на цыпочки, настолько ниже она была, — дурочка ты у меня. Я тебя, конечно, прощу, куда я денусь… но не повторяй этого, хорошо? Ты хотя бы не води домой никого… и будь осторожнее, ты же знаешь, как я боюсь тебя потерять.

— Я тоже очень боюсь тебя потерять, — призналась Наташа, хотела обнять Люсю, но почему-то постеснялась и взяла у нее вместо этого половину книг. Вместе они дошли до библиотеки и обратно пошли, взявшись за руки. Люся выглядела счастливой — улыбалась как-то беззаботно, и, похоже, очень была довольна тем, что их ссора наконец-то закончилась. Она походила на ребенка, особенно благодаря полным губам, косичкам, в которые были заплетены ее волосы и низкому росту. Только если не смотреть в глаза, которые оставались холодными, задумчивыми и жестокими.

«Бедная моя маленькая Люсенька, — думала Наташа, жалостливо глядя на сестру, — тебе нужен кто-то сильный, волевой рядом, чтобы защищал… а не создавал проблемы как я…» Она с трудом сдержала тяжелый вздох, и то, чтобы не расстроить сестру.

Около раздевалки их поджидал одноклассник и друг Миша, Наташа знала, что он влюблен в кого-то из них — или в Таню или в Люсю, или в обеих сразу, но ей казалось, что, скорее в Таню, судить было сложно, он слишком хорошо скрывал свои чувства за крепкой дружбой.