Сьюзен Айзекс - Волшебный час

— Что ж, Сент-Джон так Сент-Джон.

Я взглянул в ее милые карие глаза.

И в этот момент день утратил для меня свою прелесть.

Потому что я был рядом с чудесной, славной женщиной — с волосами цвета меди и золотистой кожей, — и всего-навсего неплохо проводил время. Мне не было с ней ни весело, ни интересно.

Чушь все это, тут же сказал я себе. Надо соображать: Линн так молода и еще не разобралась во мне. Я кажусь ей зрелым, умудренным опытом человеком. Это, конечно, льстит моему самолюбию. Разумеется, я хочу, чтобы она почувствовала себя свободнее, — признаю. Более того, и сам я ощущаю некоторую скованность. Может, мне попросту нужно немного выпить? Но я сказал себе: нет, старик, это, пожалуй, лишнее. Мне и без этого неплохо. В самый раз.

Так вот, когда через четверть часа мне позвонили из управления и сказали, что поступило сообщение об убийстве «в твоих краях, ха-ха, на дюнной дороге в Саутхэмптон, — ну, в этом дорогом районе, знаешь? — там застрелили кинопродюсера, некоего Спенсера…», — я сказал:

— Господи ты Боже мой. Сая Спенсера?

— Ты что, знаешь его?

— Я о нем слышал . Мой брат делал для него какую-то работу, когда Спенсер снимал здесь фильм.

— Слушай, а правда, что он года два назад получил «Оскара»?

— Ага.

— Спорим, я видел его! По телевизору, ну, он из тех, которые всегда говорят: я хочу поблагодарить моего агента, и моих родителей, и моего покойного кота Пушка. Слушай, я в курсе: ты сегодня выходной, но ты единственный, кто живет на пути в этот чертов Хэмптонс, а нас только что вызвали в Сейчем, там черт-те что делается: какой-то псих-компьютерщик повздорил со своим стариком, задушил его и пытался спрятать труп под компостную кучу. Так что съезди уж в Сэнди Корт и поприсутствуй там. И не позволяй этим захолустным энтузиастам играть в детективов и засовывать что ни попадя в мешочки для вещдоков. Не тебе объяснять, как они умеют загадить место преступления! Спасибо, приятель.

…В общем, я почувствовал к Саю Спенсеру что-то вроде благодарности.

Я проводил Линн до машины, поцеловал на прощание.

— Мне страшно жаль, но, похоже, наш совместный уик-энд накрылся.

Она сжала мою ладонь и сказала:

— Что поделаешь. Я уже привыкла. Я так потрясена случившимся! Босс твоего брата — какой ужас! — И добавила: — Я люблю тебя, Стив.

Я подумал: «Она будет чудесной женой. Умопомрачительной матерью». Поэтому ответил:

— Я тоже тебя люблю.

По сравнению с этим убийство — просто детские игрушки. Теперь вам понятно, как я влип?

Вечер оказался еще прекраснее, чем день. Но ни луна, взошедшая четырьмя часами позже, ни прожектора грузовика оперативной службы, осветившие место преступления, не в состоянии были сгладить ужасного впечатления от трупа.

А взглянуть на него стоило. Бездыханное тело Сая Спенсера лицом вниз распростерлось на кафельном полу. Надо заметить, что плитки кафеля были не просто безумно дорогими: каждый пятый темно-синий квадратик украшала ручная роспись, изображавшая рыб, причем все эти рыбки — изысканно тонких контуров и невообразимо сочных цветов, — и в самом деле водились у побережья Лонг-Айлэнда. Держу пари, какой-нибудь модный нью-йоркский декоратор убедил Сая, что в «океаническом мотиве» таится определенный шик.

Над продолговатым, светящимся в темноте бассейном в прохладном ночном воздухе склубился туман. Прямо за водоемом возвышался элегантный дом Сая — трехэтажный, просторный, с серой кровлей. Постройки начала двадцатых, той канувшей в Лету эпохи многодетных семей и благодушных слуг. Стань спиной к фасаду — перед глазами зажелтеет полоска пляжа, а за ней — Атлантический океан.

— Как там твоя прелестная нареченная? — поинтересовался сержант полиции Рэй Карбоун.

Мы остановились прямо у головы Сая. На Карбоуне был синий шерстяной костюм, а на носу красовались дорогие очки от Кларка Кента. Хилый, пузатый, сутулый, Рэй больше походил на замученного налоговой инспекцией бухгалтера, чем на переодетого супермена.

— Все так же прелестна, — отозвался я.

— Она более чем прелестна. На днях мы с Ритой говорили о вас. Линн даст тебе как раз то, в чем ты больше всего нуждаешься. Стабильность. Стабильность — вот где собака зарыта.

— Да, пожалуй что.

— Не думай, я не имею в виду пьянство.

— В порядке. Можешь об этом говорить.

— Насколько я понимаю, это уже в прошлом. Но видишь ли, я убежден, что излечившихся от алкоголизма просто не существует в природе. Бывают только лечащиеся , и лечатся они до конца своих дней. А ты, Стив, был совершенно эмоционально неустойчив.

Похоже, Карбоун, судебный эксперт по образованию, решил углубиться в психологию.

— Сначала ты был просто славный малый, потом замкнулся в себе от одиночества, потом стал агрессивным. Но в последние годы ты очень изменился. Ты приобрел солидность. Поверь мне. У тебя больше нет повода к беспокойству.

— Ну что ты. У меня всегда есть повод к беспокойству.

— Ошибаешься. Хотя знаешь что? Твоя неудовлетворенность собой — свидетельство благополучия.

(Вот что происходит с теми, кто сутками напролет готовится к экзаменам в Стоунбрукском университете.)

— Понимаешь, — продолжал он, — под стабильностью я разумею домашний очаг. Приятное общение. Тарелку супа. После того, что мы вынуждены видеть на работе, нам необходимо возвращаться домой к чему-то нормальному, здоровому.

(И все-таки круглосуточная зубрежка не совсем еще вышибла из Карбоуна природный здравый смысл.)

Сотрудник отдела опознания пробрался за нашими спинами, опустился на колени рядом с Саем и натянул мешочки на безжизненные кисти рук. Кстати, это были бумажные мешочки. В кино всегда показывают пластиковые. Кровь застывает в жилах, камера наезжает на руки мертвеца, обернутые в мешочки и похожие на увядшие стручки красного перца. Впечатляюще, но все это чушь: мы никогда не используем пластик. Он конденсирует влагу и сводит на нет шансы теста, выясняющего, была ли жертва в действительности убита из огнестрельного оружия.

— Обнаружили что-нибудь в доме? — спросил я Рэя.

— Ничего. Никаких следов ограбления или насилия. Сай упаковал вещи для поездки в Лос-Анджелес: планировал какие-то встречи. В спальне не застелена кровать. Похоже, днем он прикладывался вздремнуть.

На слишком тесном пиджаке Карбоуна под напором могучего тела расстегнулась пуговица. Вообще-то он не толстый, если не считать верхней части туловища. Но все его шмотки всегда на размер меньше, чем нужно, и брюхо постоянно выпирает, как мяч.

— Кухарка все время находилась внизу, — продолжал он. — Милая тетка. Дала мне целую тарелку похлебки из моллюсков, такой, знаешь, с красным перцем, а сейчас чего-то там стряпает для остальных. Она услышала только выстрелы. А до этого — ничего.