Джоанна Троллоп - Разум и чувства

— Это все из-за дурацкого Твиттера…

— О чем ты?

— Я приехал…

— Да?

Эдвард сделал шаг вперед, потом еще, а потом, спотыкаясь, рванулся к машине и прижался к ее борту, протягивая руки к Элинор.

— Элли, это не я на ней женился! — воскликнул он.

Элинор негромко вскрикнула и зажала рот рукой.

— Что? — переспросила Маргарет.

Эдвард сказал:

— Я боялся, что вы прочтете записи Люси в Твиттере и решите, что я женился на ней. Но это не я. Это… это Роберт.

Лицо у Элинор было белее мела.

Она прошептала:

— Но я считала, что Роберт… что он…

— Так и есть, — перебил Эд. — Ему нужно было прикрытие, или как это там называется; по какой-то причине. Нет, не по какой-то… Ему… в общем, я тебе позже скажу. В другой раз. А Люси — ей все равно. Люси нужны только деньги. Они поженились внезапно, из прихоти… ну, как делают знаменитости. Потехи ради.

— О, Эд!

Эдвард поставил ногу на порог машины и приподнялся, чтобы прикоснуться к руке Элинор, лежавшей на крыше машины.

— Это такое облегчение! — воскликнул он. — Я ужасно боялся, что вы подумаете…

Элинор протянула руку навстречу его руке. Дрожащим голосом она спросила:

— Так значит, ты не с Люси? Ты не женат?

— Нет, — ответил Эдвард, и на его лице расцвела широкая улыбка. Он еще сильней потянулся через крышу и схватил обе ее руки. — Слава богу, нет. Но Элли… я очень хочу жениться! Ты согласна?

Маргарет стояла у окна в коридоре Бартон-коттеджа, глядя в темноту сада. Считалось, что она давно уже в постели: на ней была старая футболка и байковые пижамные штаны, и она старательно проделала все необходимые вечерние ритуалы — несколько раз хлопала дверями, закрывала и открывала кран в ванной и желала всем доброй ночи, — чтобы убедить остальных, будто ложится; на самом же деле пробралась к окну на площадке второго этажа, чтобы еще немного посмотреть, что происходит в домике на дереве.

Домик освещало мягкое пламя свечей в стеклянных банках, и этого света было достаточно, чтобы она могла разглядеть Эда и Элинор, которые сидели, прижавшись друг к другу, закутанные пледом. Она не видела их лиц, но время от времени в щелях мелькали то блестящие волосы Элинор, то сверкающие бокалы с вином, которое захватили с собой влюбленные. Высунувшись из окна, Маргарет слышала их шепот, чередовавшийся со взрывами смеха. Похоже, они были очень счастливы.

Маргарет гордилась тем, что способствовала этому счастью. За ужином оба прямо-таки сияли; Эд стал совсем другим человеком — по его словам, он был уверен, что Элинор отошьет его с уничижительной отповедью, и разволновался настолько, что его едва не стошнило. Слушая его, Маргарет поняла, что хочет еще усилить ощущение радости, царящее за столом, и вдруг, неожиданно для себя самой, сказала:

— Почему бы вам не забраться в мой домик на дереве? Там теперь много места.

Элинор широко улыбнулась в ответ.

— О, Магз! Ты правда разрешаешь?

А Эд поглядел на нее так, словно она вручила ему дорогой подарок, потом встал со стула, крепко ее обнял и объявил:

— Ты просто умница, Маргарет Дэвшуд, ты это знаешь?

И вот теперь, стоя у окна, Маргарет испытывала не только глубокое удовлетворение, но и новое для себя чувство — что она сделала нечто одновременно полезное и приятное. Она вспоминала, как встала из-за стола и пошла за корзинкой, а Белл положила туда бутылку вина и бокалы, и запечатанную пачку шоколадных бисквитов, и пару яблок, и кусок сыра, и как потом они все длинной процессией вышли в сумеречный сад и помогли Эду с Элинор взобраться на дерево по приставной лестнице, которую тоже сделал Томас. Марианна поставила свечи в банки из-под варенья, а Белл вытащила из-за дивана старый ковер, и они передали их наверх, в домик, и оставили жениха и невесту наедине друг с другом и с их будущим, — и с кольцом, которое, как оказалось, Эд прятал в кармане брюк.

Кольцо было не с бриллиантом, сказали ей, а с аквамарином. Маргарет решила, что это неважно: главное, что камень сверкал, а Элинор при виде него заплакала, но совсем не так, как обычно плакали члены их семьи. Элинор смотрела на кольцо у себя на руке, целовала Эда и смеялась. Маргарет показалось, что за этим ужином Эдвард говорил больше, чем когда-либо за все время их знакомства: он рассказал, как, будучи еще школьником, сблизился с семьей Люси, потому что это оказались милые и приветливые люди, которые не шпыняли его за малейшую провинность, в отличие от матери и сестры, что Люси показалась ему красивой, потому что у него не было других знакомых девушек… «Только полный придурок мог так подумать», — сердито перебила его Маргарет, а Эд засмеялся и сказал: «Придурок — правильное слово, Магз». Он говорил, как расстраивался от того, что мать заставляет его получать образование в чуждой ему сфере, как дошел до предела и чуть было не совершил ошибки, о которой жалел бы до конца своих дней.

Маргарет прищурилась, чтобы получше разглядеть, что творится в домике на дереве. Ей показалось, что она видит руку Эдварда на плече у Элинор, видит их головы совсем близко друг к другу… Похоже, все складывается к общему удовольствию. И не только потому, что Элли наконец получит то, чего так долго ждала, — наверняка Эдвард, пребывая в столь радужном настроении, не откажется выполнить просьбу Маргарет и научит ее водить автомобиль. Они же будут одной семьей — куда ему деваться?

— Ты не замерзла? — спросил Эд.

— Я слишком счастлива, чтобы мерзнуть.

— И я тоже. Чувствую себя словно в раю — в этом домике Магз, рядом с тобой… Я до сих пор не могу поверить в свою удачу. Не верится, что ты сказала «да».

— Ты прекрасно знал, что я это скажу.

— Вовсе нет! Я был в ужасе.

— Но все-таки положил в карман кольцо.

— Я хотел доказать тебе, что говорю серьезно, доказать, что ты — моя единственная. Что мне нужна только ты. Если, конечно, ты согласишься.

— Я согласилась, — улыбнулась Элинор.

— Как раз в это я и не могу поверить!

Элинор подвинулась к нему ближе, так что теперь ее левое плечо оказалось точно под его рукой.

— А я не могу поверить в то, что натворила Люси.

— Нам обязательно говорить о ней?

— Ты должен удовлетворить мое любопытство.

— И что ты хочешь знать?

— Почему, — сказала Элинор, — она вышла за Роберта, хотя прекрасно знала, что он… — Элинор запнулась. Эдвард наклонился и поцеловал ее в кончик носа.

— Гей, — закончил он.

— Да.

— Он с самого детства это знал. Помню, как-то раз, когда ему было лет семь, Роберт вышел к завтраку в ожерелье Фанни и в ее летней шляпе с огромным пером. Представляешь, родители и глазом не моргнули! Стали всем говорить, что он — очень своеобразная личность. Именно так: очень своеобразная.