Э. Филлипс-Оппенгейм - Преступление Гаррарда

— Все, что хочу. Как только формальности будут закончены, мы можем венчаться.

— Поедем в Париж. Там такие вещи устраиваются очень быстро. Мы можем сегодня же поехать и завтра обвенчаться в посольстве. Потом вернемся сюда или поедем в Биарриц.

— Но, дорогой Герберт, прежде надо урегулировать деловую часть.

— Деловую часть?

— Ренту,— тихо произнесла она.

— Из-за этого ждать?— крикнул он с раздражением.— Если я обещаю 4000 в год, то дам их. Но ждать больше не желаю. Не переходите границу, Мильдред! Мое терпение может лопнуть!

— Тише!

— Это всякого вывело бы из себя. Пожалуйста, никаких промедлений. Прикажите горничной уложить ваши вещи. Мы должны поехать ближайшим поездом.

— Герберт, не так бурно. Можно поговорить с вами об одном денежном вопросе?

— Хорошо, только покороче.

— Вы зарабатываете 40 000 в год. Полагаете ли вы, что при этих условиях 4000 в год достаточны для вашей жены? Знаю, какой вы умный и преуспевающий делец, и хочу, хоть мне это и тяжело, говорить с вами по-деловому. Вы мечтаете попасть в высшее общество, но не имеете возможности. Я это сделаю для вас. Я могу принимать всех. Со мной вы будете жить совсем в другой среде. Разве этого мало, Герберт? Вы слушаете меня?

— Да, с большим интересом. Продолжайте.

— Поэтому думаю, вам следовало бы назначить мне 8000 в год. И обещаю, что в вашем доме будет собираться высшее общество, а ваша жена будет самой шикарной дамой в Париже и Лондоне.

— Это немало. Вы, я вижу, хотите конкурировать с кокотками.

— Как вы грубы!

— Правда никогда не бывает грубой. Но оставим пока вашу ренту в стороне. Будете завтра венчаться со мной в Париже?

— Что за глупости! Вы знаете, как адвокаты медлят. Повенчаюсь с вами в тот день, когда рента будет утверждена за мной.

— Понимаю. Я ждал вас целый год, Мильдред. Это тяжело для мужчины. А вы, кроме того, всегда были резки и холодны.

— Время ожидания прошло. Разве вы не рады?

— Но для составления контракта нужны две недели — и я должен опять ждать?

— Что поделаешь? Если вы настаиваете, сегодня же еду с вами в Париж, но ваши адвокаты должны тотчас же приступить к делу. За это время можете жить вблизи меня в каком-нибудь отеле, а там, когда формальности будут закончены, мы обвенчаемся.

— Я хочу венчаться завтра,— упрямо повторил он.

— Это исключено. Велите уложить свои вещи. Я еду к себе и через полтора часа вернусь.

— Хорошо.

Он проводил ее к автомобилю, приказал слуге уложить свои вещи и сел за письмо.

Когда Мильдред в безукоризненном коричневом дорожном костюме вернулась через два часа в сопровождении своей горничной, портье протянул ей конверт. Она узнала почерк Фардаля, вскрыла письмо и прочла:

«Дорогая Мильдред!

Мое терпение иссякло. Я наблюдал за Вами день за днем и пришел к заключению, что Вы самая эгоистичная женщина в мире, бесчувственная и бестактная, не принимающая во внимание переживания других людей. Вы корыстолюбивее любого лавочника в Сити, с которым мне приходилось иметь дело. Вы мне очень правились, и малейшего проявления благородства с Вашей стороны было бы достаточно, чтобы сохранить мою любовь. Достаточно было бы рукопожатия — я не говорю уж о поцелуе. Я напрасно ждал хоть единого признака Вашей благосклонности. И, выражаясь грубо, мне все это надоело. Я уезжаю, прежде чем Вы вернетесь.

Герберт Фардаль».

Мильдред скомкала письмо. Вестибюль отеля был полон народу. Ей поклонилась Патти Малинсон.

— Выпейте с нами кофе, Мильдред.

Мильдред приветливо улыбнулась.

— Охотно, только попудрюсь. Я несколько взволнована. Третьего дня утвердили мой развод и у меня была масса неприятностей с этим ужасным Фардалем. Я старалась ради Гарвея поддерживать с ним дружеские отношения, но в конце концов мне пришлось прогнать его… Через две минуты я вернусь, Патти.

— Держу пари на 5 фунтов,— сказал Филипп Бартлет,— он оставил ее на бобах.

Прошло два года. В Монте-Карло начался зимний сезон. Поздно вечером в Карльтоне сидела небольшая группа людей. Среди них были три молодые пары: Гарвей и Грэйс, Патти и Филипп Бартлет, ее молодой муж, Джек Мэсон со своей женой Софи. К ним подошел француз и поздоровался с Бартлетом, который представил его остальным как своего старого знакомого.

— Я прихожу сюда каждый вечер. Нигде не бывает так весело, как здесь. Нигде не встретить таких оригинальных людей. Вот там, например, сидит ваша землячка — я забыл ее имя — с наемным танцором.

Филипп попробовал толкнуть под столом ногу француза, но было уже поздно — лицо Гарвея приняло каменное выражение. Этой «землячкой» была Мильдред.

— Эта дама,— продолжал француз, ничего не поняв,— является примером того, как действует на людей атмосфера этого дансинга. Она принадлежала к лучшим кругам английского общества, была богата и держала себя безукоризненно. Говорят, развелась с мужем из-за какого-то пустяка. Несколько месяцев назад она встретила здесь танцора и влюбилась в него.

Эти южане всегда имеют огромное влияние на женщин, во всем отличных от них. Она приходит сюда каждый вечер с этим парнем, подарила ему авто и оплачивает все его счета. Она разошлась из-за него со всеми друзьями и почти разорилась. Ей около 40, и все утверждают, что эта первая любовная афера в ее жизни.

Все молчали. Француз с удивлением обвел их взглядом. Филипп толкнул его наконец так сильно, что он понял и встал.

— Простите,— серьезно сказал он.— Я, кажется, был нескромен. Если кто-нибудь из вас знает эту даму, тысячу раз прошу прощения.

Он ушел. Гарвей зажег сигарету.

— Если это правда, печально,— заметил он,— но, как сказал француз, психологически интересно.

Мильдред вдруг испуганно оглянулась.

— Пожалуйста, налейте мне шампанского скорее и выпейте со мной,— попросила она своего спутника.

— Что беспокоит вас, мадам? — спросил он с почти беззастенчивой нежностью.

— Призрак!