Кэтрин Коултер - Блондинка в черном парике

– Да, пожалуй.

– Скажите Амабель, что считаете ее шоколадный цвет замечательным, ей будет приятно.

Амабель. Амабель Порди. Ее тетя.

Коренастая седовласая женщина за стойкой портье тихонько кашлянула, якобы прочищая горло. Квинлан обернулся, и она улыбнулась.

– Что ты сказала, Марта? Говори громче! Ты же знаешь, что я тебя не слышу.

«Черта с два, – подумал Квинлан. – Эта старая карга наверняка слышит все, что происходит в радиусе трех миль вокруг».

– И прекрати теребить этот жемчуг! Ты уже столько раз рассыпала свои бусы, что я сбилась со счета.

Жемчуга Марты действительно выглядели слегка потертыми.

– Марта, так что тебе нужно?

– Мне необходимо зарегистрировать мистера Квинлана, Тельма. И нужно еще успеть допечь шоколадный кекс до ленча с мистером Дрэппером. Но прежде всего я хочу устроить мистера Квинлана.

– Ну и займись этим! Хватит без толку стоять тут, сложа руки! И будь осторожна с Эдом Драп-пером, он парень шустрый! Я вчера заметила, Марта, что у тебя опять появились пигментные пятна. Прежде, я слышала, они появлялись у тебя, когда ты слишком много занималась сексом. Да, и не забудь положить орехи в шоколадный кекс! Я люблю орехи.

Джеймс повернулся к Марте – этакой даме, приятной во всех отношениях, полногрудой, с пышными седыми волосами и в очках, постоянно съезжавших на кончик носа. Она поспешно сунула руки в карманы, пряча пресловутые пятна.

Джеймс рассмеялся и, прекрасно зная, что Тельма их слышит, громко произнес:

– Старуха – жуткий тиран, правда?

– О, она не просто тиран, мистер Квинлан, – шепотом ответила Марта. – Она гораздо хуже: бедному Эду Дрэпперу уже шестьдесят три года! – Она повысила голос:

– Нет, Тельма, я не забуду про орехи.

– Ну да, просто знакомый. – Джеймс улыбнулся Марте. Глядя на нее, трудно было представить, что эта женщина вообще когда-нибудь в своей жизни занималась сексом. Марта снова принялась теребить свое жемчужное ожерелье.

Потом она проводила его в комнату, как он и просил, в башне. Из окна открывался замечательный вид на океан. Джеймс подошел к окну и выглянул наружу. Но его интересовал вовсе не океан, искрившийся в лучах полуденного солнца, как драгоценный камень, а люди внизу. Через дорогу, прямо напротив магазина Пурна Дэвиса, четыре старика вытащили на улицу стулья. Джеймс увидел, как они расселись вокруг старой дубовой бочки, которая была, наверное, старше его деда. Один из них достал колоду карт. Джеймсу казалось, что он наблюдает за давно сложившимся ритуалом. Один раздал карты, потом сплюнул на тротуар, другой откинулся на спинку стула, засунув скрюченные старческие пальцы за подтяжки. Да, по всему видно, это многолетний ритуал. «Интересно, – подумал Квинлан, – нет ли среди них этого Пурна Дэвиса, который критиковал цвет шоколада на рекламном щите всего лишь потому, что Амабель когда-то отказалась выйти за него замуж. А преподобного Хэла Ворхиза? Нет, тот уж не стал бы, поплевывая, перекидываться в картишки на улице».

Впрочем, не важно. Скоро он все равно разберется, кто есть кто. Поскольку никому и в голову не придет усомниться, зачем он здесь, Джеймс и эту компанию расспросит об исчезнувших Харви и Мардж Дженсен. Он поговорит со всеми, кто встретится у него на пути, и никто ничего не заподозрит.

Квинлан готов был поспорить на предстоящую месячную зарплату, что эти старые хрычи знают обо всем, что происходит в их городе. Они наверняка видели все и всех, в том числе и сбежавшую женщину, которая оказалась дочкой шишки-юриста. Мало того, что этот юрист убит, он к тому же участвовал в кое-каких весьма неприглядных делишках. И так уж вышло, что эта женщина – племянница Амабель Порди.

Джеймс желал бы, чтобы Эймори Сент-Джон не дал себя убрать, во всяком случае, не раньше, чем ФБР в конце концов смогло бы прижать его к ногтю за продажу оружия террористическим режимам.

Квинлан отвернулся от окна и нахмурился. Он вдруг понял, что его нисколько не заботила судьба Харви и Мардж Дженсен – не заботила до того самого момента, пока древняя Тельма Неттро, объявленная когда-то доктором Спайвером мертвой, вдруг не стала ему врать.

Расследование участи Дженсенов было для Квинлана всего лишь прикрытием, которое случайно нашла для него одна из ассистенток. Она сообщила, что прикрытие весьма правдоподобно, поскольку эта пара действительно таинственным образом исчезла где-то на отрезке шоссе, включающем и Коув.

Но с какой стати старухе понадобилось лгать? Какие у нее мотивы? Теперь его стало разбирать любопытство. Плохо, что у него мало времени. Разгадывание загадок – его хлеб насущный. И в этом деле он был лучшим из лучших, по крайней мере именно так говорила ему в постели Тереза – до того как сбежала с бандитом, ограбившим почту. Он тогда лично выследил и арестовал этого типа, но она его защищала, и в результате он все равно вышел на свободу на основании каких-то юридических заковык.

Квинлан развесил в шкафу брюки и рубашки, сложил белье в верхний ящик превосходного старинного комода. Он направился в ванную, чтобы разложить туалетные принадлежности, и застыл па пороге, приятно удивленный. Ванная оказалась просторной, сплошь отделанной розовым мрамором и была полностью модернизирована, вплоть до того, что там стоял унитаз новейшей конструкции, сберегающей воду. Сама ванна тоже поражала размерами и была огорожена занавеской, так что при желании можно было принимать и душ.

Да, судя по всему, старая Тельма Неттро умеет ценить комфорт. Странно, однако, как она ухитрилась заработать в этой дыре столько денег, что их хватило на подобную модернизацию ванных комнат.

Ресторан в Коуве был всего один – претенциозное маленькое кафе под названием «Хинтерландз», подоконники которого украшали ящики с великолепными красными и белыми тюльпанами. В отличие от других зданий, выстроившихся вдоль главной улицы Мэйн-стрит, «Хинтерландз» был немного смещен относительно общего ряда в сторону океана. Со своими фронтонами, которые наверняка были пристроены исключительно для украшения, и кирпичными дорожками, он выглядел бесподобно.

В кафе подавали блюда из трески и хека, и ничего больше. Только треску и хека во всех видах – жареными, вареными на пару, просто отварными, печеными... Джеймс чернеть не мог рыбы, поэтому ему пришлось довольствоваться лишь тем, что мог предложить маленький салатный бар. Он понял, что, пока будет жить в Коуве, ему придется продержаться на деликатесах из «Сейфвэя». Но, черт возьми, здешний «Сейфвэй» так мал, что вряд ли там вообще есть отдел деликатесов.

Подошла официантка – немолодая женщина, наряженная в шведский народный костюм со шнуровкой на шее и такой длинный, что подол его подметал пол.