Патриция Макдональд - За все надо платить

Морин взяла его за руку, сплела свои пальцы с его пальцами и тихонько потянула.

— Ну давай, — шепнула она. — Сядь.

Решимость Фила поколебалась. Теперь ее внимание действительно было приковано к нему. Она глядела на него так, словно видела впервые. «Может, ей вино ударило в голову? — предположил он. — Может, и впрямь стоит задержаться на пару минут?..»

Его размышления прервал пронзительный телефонный звонок.

— Не обращай внимания, — сказала Морин. — Надо было его выключить.

Но Фил не мог проигнорировать ночной телефонный звонок: слишком часто его вызывали на место преступления в любое время суток.

— Нет, — сказал он, высвободив руку, — лучше ответить.

— Наверное, ты прав. — Морин направилась к телефону, висевшему на стене в кухне.

— Где у тебя ванная? — спросил Фил.

— Через спальню, — ответила она, указывая на дверь в тускло освещенную комнату на другом конце гостиной, а сама сняла телефонную трубку и повернулась к нему спиной. — Алло? — Она выслушала невидимого собеседника и вдруг нахмурилась: — Минуточку, не так быстро. От кого вы это узнали?

Фил направился в спальню. Это был настоящий дамский будуар, затянутый кружевами, уставленный цветочными вазами, освещенный одним лишь маленьким ночником под шелковым розовым абажуром. Пересекая комнату, Фил снова задумался. Еще несколько минут — и он окажется в ее постели. Он знал, что это неразумно, даже вне зависимости от присутствия или отсутствия Марка Уивера. Связаться с Морин Чейз — это действительно скверная мысль. Из соседней комнаты до него доносились привычные интонации ее «делового» голоса, громкого и сердитого, хотя слов он разобрать не мог. Интересно, кто это ей звонит?

Фил открыл какую-то дверь, предполагая, что она ведет в ванную, но оказался в гардеробной. Свет зажегся автоматически: сработало встроенное в дверь реле. Здесь было множество полок и вешалок с одеждой, но в глаза ему сразу бросилось платье, вывешенное вдоль штанги, — длинное кремовое платье из атласа и кружев с треном, струящимся на пол. Свадебное платье. Фил ошеломленно смотрел на него. «Зачем ей свадебный наряд? — растерялся он. — Разве она когда-нибудь была замужем?» Платье было не новое, явно ношеное — на кружевной отделке возле выреза остались следы тональной пудры. Фил наклонился, приподнял атласный трен и увидел, что он слегка забрызган грязью и зазеленен травой. Значит, Морин носила платье, и не только по дому. Нет, он точно помнил, что она никогда не была замужем!

И вдруг его, подобно молнии, поразила тошнотворная мысль: именно это платье она собиралась надеть на венчание с Марком Уивером! Она сохранила его, хотя прошло столько лет! И, судя по виду, она его не просто примеряла, любуясь на себя в зеркало. Она носила его, хотя никакой свадьбы не было.

— Эй! — раздался сердитый окрик у него за спиной.

Фил уронил трен платья, словно застигнутый на месте вор.

— Это похоже на ванную? — потребовала возмущенная Морин.

— Извини, — пробормотал он. — Я открыл не ту дверь.

— Убирайся! — скомандовала она. — Не прикасайся к моим вещам!

Фил попятился из гардеробной, стараясь не встречаться с ней взглядом. Она с силой захлопнула дверь, а он вдруг ощутил огромную жалость к ней. Жалость, смешанную с презрением. Он даже представить не мог, как ему теперь смотреть ей в глаза.

— Послушай, Морин, мне очень жаль. Это вышло нечаянно. У меня и в мыслях не было подсматривать…

— Заткнись!

Фил отшатнулся.

— Уже поздно, — сухо сказал он. — Пожалуй, мне лучше уйти.

— Ты чертовски прав.

Кили открыла шкаф в прихожей и сняла с крючка на двери маленькое вельветовое пальтишко Эбби. Им предстояло съездить в центр города к Лукасу. Накануне, после встречи с доктором Стоувером, Кили перебрала по нитке все содержимое гардеробной Марка, но так и не нашла «заначки», которую, по его словам, он держал в доме. В ходе поисков она вспомнила про браслет из дымчатого кварца, но и его тоже не нашла.

В конце концов она решила объявить Лукасу, что ей нужно продать облигацию на пять тысяч долларов. Если он спросит, зачем ей это нужно, она скажет правду. Она была готова заплатить Уэйду за информацию сколько потребуется.

Но, уже надевая плащ, Кили вдруг остановилась. Она не подумала о гардеробе в прихожей! Марк держал здесь кое-что из одежды и обуви. Она торопливо прошлась по карманам его курток, потом посмотрела вниз — на лыжные ботинки и спортивный инвентарь. Здесь были теннисные ракетки, прислоненные к стенке, клюшки для гольфа, которыми он никогда не пользовался, а в самом дальнем углу стояла пара ковбойских сапог из змеиной кожи. Кили опустилась на корточки и вытащила сапоги из шкафа. «И где только он их откопал?» — удивилась она. Насколько ей было известно, Марк никогда не надевал эти сапоги. И тут ей вспомнился Лукас с его любовью к Дикому Западу. Должно быть, это он подарил сапоги Марку на день рождения, а Марку духу не хватило от них избавиться.

Кили поспешно ощупала изнутри один сапог, потом другой — и со вторым ей повезло. «Есть!» — сказала она себе и осторожно извлекла из носка сапога толстую пачку денег, скатанную трубочкой и скрепленную резинкой. Сняв резинку, она торопливо пересчитала плотную стопку сотенных купюр. Три тысячи. Уэйд требовал пять, но она не сомневалась, что, увидев деньги, он заговорит. «Спасибо тебе, дорогой, — мысленно поблагодарила она Марка, закрыв глаза. — Благослови тебя бог».

Услыхав стук захлопывающейся автомобильной дверцы, Кили быстро спрятала деньги в карман, сапоги забросила обратно в шкаф, а сама поднялась на ноги. Подхватив Эбби из манежа, она подошла к двери.

За дверью стоял Лукас, его морщинистое лицо сияло улыбкой.

— Кили! — воскликнул он. — У меня для тебя сюрприз!

Кили, озадаченно хмурясь, распахнула дверь пошире, чтобы дать ему войти, — и увидела рядом с ним осунувшегося, измученного Дилана, устремившего взгляд на свои кроссовки.

Сердце Кили чуть не выскочило из груди, она вскрикнула, и Эбби тоже радостно заверещала, увидев брата. Кили обняла его свободной рукой, Дилан торопливо и крепко обхватил вместе и мать и сестру.

— О Дилан! — прошептала Кили, уткнувшись лицом в плечо его кожаной куртки. — О мой дорогой, ты здесь!

— Я вернулся, мам, — заверил он ее. — Все хорошо.

Не разжимая объятий, Кили повернулась к Лукасу. На ее лице был написан благоговейный трепет.

— Как это получилось? — воскликнула она. — Как вам удалось…

Лукас пожал плечами.

— Все оказалось довольно просто. Я проверил ту женщину. Ну, ту, из социальной службы. Миссис Эрлих. Ее имя сразу показалось мне знакомым. Несколько лет назад ее обвинили в преступном недосмотре, когда она перевозила ребенка в приют. У него обнаружили следы побоев и сотрясение мозга.