Джуд - Драко Малфой и Невозможное счастье

траура, Сольвейг выйдет замуж за Снейпа. Он по-прежнему директор, потому что Дамблдор решил, что после

смерти имеет право пожить в свое удовольствие. Волчонок по-прежнему на сцене, а вот Гермиона

окончательно перестала петь и, кажется, не жалеет об этом. Она с маленьким Роном живет в маленьком

доме в пригороде Лондона, а Санни недавно вернулся в Италию. Кажется, ему надоело, что Паркер почти

переехала к Гермионе. Так что я снова одна... Знаешь... не то чтобы я верила, что это будет любовь до

гроба, но... она нравится мне. И все же это правильно. Я не могу и не хочу владеть чем-то,

принадлежащим другому. Шеймус вот попытался… Кстати, он сейчас в клинике – парень совсем свихнулся. Мы

как-то навещали его – сидит и смотрит в стенку. Его поднимают, сажают, укладывают. Живет как растение.

Иногда мне кажется, что наказание слишком сурово. А иногда – нет.

Так что не надо ждать, Майк. Ищи того, кто будет принадлежать только тебе.

И кстати, вовсе это не сентиментальная чушь.

Люблю,

Джулия

P.S. Я помню, когда-то ты утверждал, что нет ситуации, в которой умереть было бы лучше, чем жить. Я

понимаю, что это из-за папы с мамой... но сейчас - ты по-прежнему думаешь так же?»

Джулии Спринг,

…улица, …дом

Лондон

Великобритания

15 октября 2017 года

«Привет, Джул,

Повторяю, сентиментальная чушь.

Я не философ, но знаю точно - бывают вещи хуже смерти.

Чем больше я думаю об этой истории, тем печальнее она мне кажется. Но, знаешь, в твоем пересказе она…

чистая, светлая, красивая. Хочется плакать, но не от горя, а оттого, что это не обо мне. Смешно, да?

Помнишь, как мама рассказывала нам сказки? Она любила именно печальные, но они нам нравились. Это

грустная песня, но ты же можешь сделать ее лучше, помнишь? Не удивляйся цитатам, я ж в Ливерпуле.

Не грусти, Джул.

Люблю,

Твой Майки»

Письмо, разосланное по множеству адресатов в июне 2018 года:

Дорогой (ая)_________________,

Мы рады будем видеть Вас на торжественной церемонии нашего бракосочетания и свадебном пиршестве в

Имении Малфой, Шотландия, 14 августа сего года.

Список желаемых подарков ждет вас в магазине «Волшебный день», Диагон-аллея, Лондон, Англия.

Северус и Сольвейг.

Мистеру Гарольду Дурсль,

Прайвет Драйв 4

Литтл Уикинг

Суррей

31 июля 20… года

Хогвартс, Школа Чародейства и Волшебства

Директор: С. Снейп

(Кавалер Ордена Мерлина Первой Степени, Профессор Зельеделия)

Дорогой мистер Дурсль!

С радостью извещаем, что Вы приняты в Школу колдовства и ведьминских искусств «Хогвартс». Список

необходимой литературы и принадлежностей прилагается.

Начало занятий – 1 сентября. Ожидаем ответную сову не позднее 15 августа.

Искренне ваша,

Гермиона Грейнджер,

заместитель директора.

* * *

Волшебная тюрьма Азкабан известна тем, что из нее невозможно сбежать, что попавшие туда скорее всего

никогда оттуда не выйдут и что это самое страшное место в колдовском мире. Сюда привозят опасных

магов-преступников не только Великобритании. Вышедший отсюда никогда не забудет этого места и

постарается сделать все, чтобы не попасть сюда вновь. Тюрьма Азкабан – это мрачный замок на голом

островке посреди Северного моря, но не стены и даже не море стерегут узников и не дают им сбежать.

Узников Азкабана стерегут дементоры – самые страшные существа волшебного мира, бессмертные демоны,

высасывающие из человека все хорошие воспоминания и чувства. Бесконечная бездна отчаяния – вот что

ждет узников.

Но к одной камере в тюрьме дементоры не приближались.

Там сидел человек, чьи длинные светлые волосы когда-то были прекрасны и ухожены, а теперь свалялись в

жесткий неприглядный колтун. Он почти не двигался, лишь изредка принимался ходить по камере

взад-вперед, и очень мало ел – даже не доедал свою ежедневную порцию, а они в Азкабане были крайне

скудны.

И с губ его никогда не сходила улыбка.

И была она такой, что ни один дементор не пытался коснуться воспоминаний узника по имени Люциус

Малфой.

Потому что существует такая бездна отчаяния, которая страшна даже дементору.

* * *

Диагон-аллею заливали лучи послеполуденного августовского солнца, словно ножами рассекая воздух

магазина мадам Малкин, плотный от вечной одежной пыли. Дадли Дурсль, одышливо пыхтя – все-таки, он был

уже далеко не юн, да и вес давал о себе знать, - шагнул на порог, переменился в лице и едва не упал.

- Не пойду я туда, - буркнул он. Глаза его жены Элизабет Дурсль опасно сузились.

- Дадли, - она говорила очень тихо, но муж немедленно съежился, словно она гремела на всю улицу, - ты

мне обещал!

- Лиззи, дорогая…

- Тогда ты останешься тут, на улице!

Кажется, эта перспектива напугала Дадли еще больше – он затравленно шарил глазами по витринам

окрестных магазинов, словно ожидал, что оттуда вот-вот полезут чудовища.

- Мама, - мальчик одиннадцати лет, что стоял рядом, черноволосый и лохматый, с серыми глазами, тронул

Элизабет за рукав. – Я сам справлюсь.

- Мое солнышко, - она присела рядом и чмокнула сына в щеку. – Иди, милый, конечно.

Гарри покраснел – он ужасно не любил, когда мама начинала сюсюкать, - отвернулся и вошел в магазин

одежды один. Супруги Дурсль остались на улице.

Родители Дадли были невероятно рады, когда их племянник, Гарри Поттер, наконец-то покинул дом номер 4

по Прайвет Драйв в городке Литтл Уикинг. Сам Дадли немного поскучал – в конце концов, долгое время

Гарри был его любимым развлечением, – но вскоре и думать забыл.

С Элизабет он познакомился в спортзале – туда его загнала мать, заявив, что если он и дальше продолжит

расплываться, как тесто из квашни, то оставит ее без внуков.

Сероглазая милашка окрутила Дадли в мгновение ока. Возможно, он ей и правда понравился, или

приглянулось то, что его отец был владельцем весьма преуспевающей компании. А может, просто нравилось

командовать – что она весьма удачно и делала все годы их брака.

У них было три дочери и один сын – последняя попытка, удачная, по мнению Элизабет, и полный провал,

как считал Дадли. Когда он увидел маленького Гарольда – имя придумала Элизабет, заявив, что так звали

ее любимого деда, - он едва не потерял сознание.

Его сын был точной копией своего двоюродного дяди. Только глаза не зеленые, а серые, как у матери.

Одиннадцать лет Дадли молился. А когда на одиннадцатый день рождения Гарольда (он никогда не звал сына

Гарри) Элизабет, крича от радости и размахивая распечатанным письмом, ворвалась в столовую, где Дадли

завтракал, он понял, что Бога нет. Или Ему почему-то очень и очень не нравится Дадли Дурсль.