Джиллиан Брэдшоу - Сердце рыцаря

– Я посмею не меньше твоего! – яростно ответил Хоэл. – Если дело дойдет до суда, то вы потеряете почти столько же, сколько Тиарнан. Вы оба лишитесь всех денег, которые у него украли, признаете себя виновными в двоеженстве и прелюбодеянии и сделаете своего нерожденного ребенка ублюдком. И думаю, даже церковь настоит на том, чтобы оборотню было позволено говорить за себя: она всегда требует перед казнью полной исповеди. Вы расскажете мне, что сделали, или, клянусь перед Богом, я доведу дело до суда и потребую, чтобы вас обоих допрашивали под пыткой!

Авуаз пошевелилась, собираясь протестовать, но угроза уже сломала Алена. Пытку в судебном расследовании ис-пользовали часто, и он знал, что при этом происходит.

– Нет! – отчаянно вскрикнул он. – Я все вам скажу! Не трогайте ее: она ждет ребенка и без того достаточно страдала! Нельзя больше ее мучить!

Глаза Хоэла торжествующе сверкнули.

– Тогда говори сейчас же! – приказал он.

Ален с любовью посмотрел на склоненную голову Элин, стянутую повязкой.

– Не тревожься, сокровище мое, – нежно сказал он ей. – Я не позволю, чтобы они тебя трогали. Все будет хорошо.

Элин зашмыгала носом, прижимаясь к его груди, а он положил перевязанную руку ей на голову.

– Говори! – повторил Хоэл с нескрываемым отвращением.

– Тиарнан оставлял со своей одеждой часть себя, когда превращался в ту тварь, которой он стал, – обиженно-раздраженным тоном проговорил Ален, наконец сдавшись. – Без этой части себя он не может превратиться обратно. Элин сказала мне, куда он уходит превращаться, и я отправился туда, спрятался и дождался его. Когда он ушел в лес, я украл его одежду и ту часть вместе с ней.

Герцог протяжно выдохнул. Он откинулся на спинку кресла и, сузив глаза, всмотрелся в пару перед собой.

– И где она сейчас? – спросил он.

– В моем сундуке в Таленсаке, – признался Ален. – Там двойное дно. Я обрызгал все святой водой и завернул в напрестольную пелену, потому что боялся этой твари. Это правда.

Хоэл еще несколько мгновений не шевелился, пригвоздив Алена к месту взглядом. Элин продолжала тихо всхлипывать.

– Тьер, – сказал герцог, – немедленно поезжай в Та-ленсак и привези эти вещи. Не береги коня в дороге: возьми в поместье свежего коня и возвращайся.

Тьер молча поклонился и вышел. Хоэл снова откинулся назад, продолжая сурово смотреть на Алена и Элин.

– Вы были правы, – негромко проговорил он. – Я не хочу, чтобы это дело имело огласку. Я любил Тиарнана, я ценил Изенгрима и не видел зла ни в человеке, ни в волке. Я хочу, чтобы он остался у меня на службе. Ты сказала, дама, что тебе предложили признать твой первый брак недействительным. Ну что ж, это мы можем устроить. Если расторжение будет оформлено, тогда твой второй брачный обряд будет считаться действительным и твой ребенок не станет ублюдком. Мне известно, лорд Ален, что у тебя есть долги. Я и об этом позабочусь. Больше того, я дам тебе денег, чтобы ты уехал. Говорят, что крестовый поход идет успешно и в Святой земле будет создано королевство. Если это так, то для безземельных рыцарей там найдется место – и, возможно, даже поместье. У вас появится возможность устроить свою новую жизнь. Выбирать вам можно между этим и судом, на котором вы скажете о Тиарнане правду – и сами примете последствия. Вы оба много говорили о том, какое он чудовище, но, по-моему, вы знаете, как люди отнесутся к вашим делам, поэтому все и скрывали. Надеюсь, вы хорошенько обдумаете свое решение. Сейчас вы оба можете отправляться вниз и отдыхать. Я желаю, чтобы вы остались в этом доме, пока я не разрешу вам уехать, но в остальном можете делать что хотите. В следующий раз я буду разговаривать с вами после того, как поговорю с Тиарнаном.

Ален бережно взял Элин на руки и понес к двери. Он бросил на герцога еще один возмущенный взгляд, а потом молча вышел, унося свою жену.

– Они никому не расскажут правду, – сказала Авуаз.

– Да, – отозвался Хоэл, снова откидываясь в кресле. – Если они раньше побоялись, то теперь тем более не решатся. Они сделали мерзкую, гадкую вещь. Они даже себе не могут признаться в том, что сделали, и, уж конечно, не станут говорить об этом всему свету. Они рассказали бы правду только из мести, если бы для них не оставалось выхода – а я только что дал им выход, который должен им понравиться. И это – гораздо более мягкая судьба, чем они заслуживают.

– Вы слишком суровы, – сказала Мари. – Им было страшно. Элин просто мутило от ужаса. Я ее понимаю. Я ее очень хорошо понимаю. Тиарнан очень виноват в том, что женился на ней и не понял, каким ужасным ей покажется его секрет. Вы чересчур суровы.

– Я могу понять, что ей было страшно, – ответил Хоэл. – Если бы я услышал сегодняшнее, зная его только как волка, а не как человека, то и сам бы ужаснулся. Но я не могу простить ей того, что она отвергла человека, но оставила себе поместье.

Наступило недолгое молчание, а потом, движимые сочувствием и любопытством, они посмотрели на волка, который продолжал неподвижно лежать в углу. Мари подошла и встала рядом с ним на колени, и светло-коричневые глаза посмотрели на нее с тем же бесстрастным, настороженным выражением, какое она запомнила у Тиарнана.

– Мы вас вернем, – сказала она ему. – Вы меня понимаете? Мы вернем вас обратно.

Волк не отреагировал. Она вдруг испугалась, что он не вернется. Она не посмела выразить свой страх, смутно решив, что, облекая его в слова, она может каким-то образом способствовать его осуществлению, но ее опущенные руки сжались до боли.

– А как мы объясним всем его отсутствие? – спросила Авуаз.

Хоэл пожал плечами:

– Он был расстроен ссорой с женой и неожиданно принял решение отправиться в паломничество. Если мы вернем его обратно, то сможем придумать объяснение. Его крестьяне, наверное, будут так рады получить его обратно, что не посмеют задавать вопросы, чтобы не сглазить удачу.

Наступило еще одно долгое молчание, а потом герцог с силой шлепнул рукой по подлокотнику кресла.

– Нет смысла сидеть тут до возвращения Тьера. Отсюда до Таленсака добрых восемь миль. Даже при всей спешке он не вернется раньше обеда. Авуаз, милая, я не могу сидеть на месте, не хочу быть с придворными и один оставаться тоже не хочу. Пойдем, прогуляемся вместе по лесу.

Герцогиня медленно поднялась на ноги.

– Почему бы и нет? Это поможет моему желудку успокоиться.

Герцог и герцогиня ушли. Мари принесла тазик с водой, подошла к волку и на секунду остановилась, глядя на него. Еще утром она встала бы на колени и погладила его, но теперь, узнав, кто он, уже не могла этого сделать. Она вспомнила, как он стоял в свете факелов рядом с Элин вечером в день своей свадьбы, и у нее защипало глаза от слез. А потом она вспомнила, как мучительно молчал Тьер, когда понял, что сделал его кузен, и пожалела о том, что впутала его в свое расследование. Ей казалось справедливым, чтобы член семьи присутствовал при разговоре и мог вступиться за Алена, но теперь она поняла, что это глубоко ранило Тьера. И она осложнила положение, которое и без того было фантастическим и непредсказуемым, и обременила еще одну душу опасной тайной. Ради чего? Ради Тиарнана, потому что любила его? Или из-за абстрактной ненависти к совершенному предательству и стремления выяснить правду, которую снова придется скрывать?