Джиллиан Брэдшоу - Сердце рыцаря

Тьер сел прямее, чувствуя себя гораздо более непринужденно, и выпил немного вина.

– Ваши слуги были бы счастливы обойтись с Аленом так, как обошлись с Жильбером! – жизнерадостно заявил он.

Глаза сверкнули снова.

– Когда поедете назад, можете захватить Жильбера к его господину.

– В таком ароматном состоянии? Нет уж, спасибо! Пусть идет сам.

Тиарнан улыбнулся. Он ожидал, что этот разговор окажется куда более трудным. Поскольку Тьеру была известна его тайна, у Тиарнана было чувство, будто он стоит перед ним раздетым. Однако Тьер держался так, словно эта тайна не имела никакого значения, и Тиарнан был ему благодарен. Он подумал, что Тьер всегда был человеком порядочным – в отличие от своего кузена. Наверное, Мари будете ним очень счастлива.

Когда Тиарнан был человеком, волчьи воспоминания всегда бывали у него впечатляющими, но какими-то размытыми, бессловесными, как воспоминания раннего детства. И сейчас его человеческий разум только начал переваривать опыт Изенгрима. Однако он уже сознавал, что чувство, которое он начал испытывать к Мари в волчьем обличье, трансформировалось в страстную человеческую любовь. Накануне ночью, ложась спать, он подумал о ней и был охвачен новой волной тошнотворной неуверенности, от которой у него на глаза навернулись слезы отчаяния. Когда-то она была в него влюблена, но теперь ей известно, что он такое, и его вид причиняет ей боль. Ему мучительно хотелось увидеть ее снова, но он боялся этого. Он знал, чем был для Элин, и ему не хотелось увидеть такое же отвращение на лице Мари. Она сказала, что очень хорошо понимает Элин. Конечно, Мари спасла его от верной смерти и вернула к настоящей жизни, но он мог только догадываться, что побудило ее к этому. Ему казалось, что главным образом это были честность и стремление к справедливости. Он не смел соблазняться надеждой на то, что она хоть немного его любит: это может привести только к еще одной катастрофе. Вся его уверенность была разрушена грузом чудовищных унижений, и он боялся их повторения. Ему была уже знакома та горечь, когда любимая женщина смотрела на него как на чудовище, и он не хотел ощутить ее снова. Пусть Тьер женится на Мари и подарит ей счастье. Когда она будет счастлива замужем, то буря чувств, которые терзают его сейчас, уляжется.

– Когда вы получите владение, – неторопливо сказал он Тьеру, – то будете управлять им лучше, чем ваш кузен.

– Надо надеяться, иначе оно недолго будет моим! – отозвался Тьер, ухмыляясь. – Но надежды его получить у меня нет, как это ни обидно!

Тиарнан серьезно посмотрел на него и негромко проговорил:

– Герцог Хоэл сказал леди Мари, что вы получите владение, как только один из его вассалов умрет, не оставив наследника. Он сказал, что не допустит, чтобы такой человек, как вы, оставался ни с чем. Он уговаривал даму выйти за вас замуж.

Тьер был потрясен. Он поставил чашу и недоверчиво воззрился на Тиарнана. Тиарнан смотрел на него в упор, и его глаза снова стали такими же непроницаемыми, как у Изенгрима.

– Когда герцог это сказал? – спросил Тьер.

– Когда мы были в Париже.

Тьер поперхнулся. Конечно! Волк был в Париже и мог слышать, но...

– Значит, вы слушали? – спросил он. – И могли понимать?

Тиарнан отвел глаза и устремил взгляд на дно своей чаши.

– Если я сосредоточивался, то мог понимать. Это было нелегко, но в тот момент я слушал. Если герцог ничего вам об этом не говорил, то, наверное, потому, что хочет вас удивить. Вы – его любимец.

– Я?

– С того дня, когда не позволили ему рисковать жизнью.

Голос Тиарнана звучал сухо. Тьер вдруг очень ясно вспомнил, как именно он не позволил герцогу рискнуть жизнью: измученный волк, дрожа, распластался у ног коня герцога, а он сам надевает на него ошейник и намордник.

– Мой Бог! – прошептал Тьер. А потом, после короткого размышления, резко спросил: – Почему вы мне это рассказали?

Тиарнан разглядывал дно чаши, словно рассчитывал прочесть по осадку свою судьбу.

– Вы питаете интерес к некоей даме. Я решил, что вам следует знать: если вы на ней женитесь, то сможете ее обеспечить.

– Вы хотите сказать, что вас эта дама не интересует? – недоверчиво спросил Тьер.

Накануне он окончательно убедился в обратном. Тиарнан вскинул голову.

– Ради Христа! – воскликнул он страстным шепотом. – Перестаньте делать вид, будто не знаете, что я такое! Как я могу подойти к даме, когда ей известно, что я... Посмотрите, что это сделало с Элин!

– Но... – начал было Тьер, а потом замолчал, борясь с собой.

По лицу Тиарнана было понятно, что он так же равнодушен к Мари, как трут – к огню, но он явно считал, что не имеет никакой надежды. Секунду Тьер балансировал на плоту расчетов. Он любит Мари, а если Тиарнан станет искать ее руки, у него самого не останется надежды ее завоевать. Когда тем вечером в Треффенделе Тьер сделал Мари полушутливое-полусерьезное предложение, она знала, что у него есть надежда получить землю. Однако она ничего не сказала, превратив все в шутку. Если не хотела принимать его предложение тогда, когда она считала Тиарнана мертвым, то разве у него есть надежда сейчас, когда ей известно, что его соперник жив? И потом, Тиарнан только что великодушно дал Тьеру новые основания для надежды – разве сам Тьер способен в ответ обмануть отчаявшегося соперника? Подобную уловку мог бы применить Ален.

– Мари, конечно, знает, что вы такое, – проговорил Тьер спокойным, бесстрастным тоном, не выдававшим его душевной боли, – но, похоже, ей это не важно.

Тиарнан воззрился на Тьера так, как он сам только что взирал на хозяина дома.

– Но я чуял... – начал было он, а потом замолчал и быстро отвернулся.

О том, что он почуял, будучи волком, упоминать не следовало: это делало его еще большим чудовищем. Тьер с любопытством взглянул на него:

– Как бы то ни было, я определенно считаю вас своим самым серьезным соперником.

Тиарнан смотрел на Тьера с изумлением. В его глазах начала загораться робкая надежда.

– Вы – более благородный соперник, чем ваш кузен, – проговорил он после минутного молчания и улыбнулся.

– Глупо с моей стороны, правда? – отозвался Тьер, ухмыляясь.

«Не знаю, почему мне нравится этот парень. Если он решит ухаживать за Мари, у меня надежд не останется, это ясно по тому, как она вчера на него смотрела. А ведь он – оборотень, невозможное дело! Мне следовало бы испытывать к нему отвращение. А вместо этого мы сидим и ухмыляемся друг другу. Ну что же, Мари его любит, а он станет обожать ее, словно Богородицу. А что до меня, то я не отступлюсь от Мари, пока есть надежда, а потом пойду искать счастья. Если я буду иметь землю, у меня должно где-нибудь неплохо получиться!»

Он взял свою чашу, осушил ее и поставил обратно на пол.