Джоан Смит - Босоногая баронесса

– Да, конечно, – согласилась Лаура и упомянула мадам Ля-Ри из Андовера.

Миссис Обри сделала комплимент баронессе по поводу дома лорда Монтфорда, выразила восхищение мужеством Оливии и миссис Тремур, решившихся на столь утомительный путь из Корнуолла, и хвалила все подряд, что только попадалось ей на глаза и язык.

Подали чай. За чаепитием Лаура намеками пыталась выведать, какие развлечения готовит им Сезон.

– О ком все говорят в этом году, так это о лорде Хайятте, – сказала миссис Обри. – Он у всех на устах.

Стремительная слава этого человека дошла до Уитчерча, но не достигла Корнуолла. Лаура сразу вспомнила это имя:

– Художник? Я видела копию его портрета леди Эмили Купер.

– Леди Эмили чрезвычайно довольна портретом, Хайятт изобразил ее красавицей, – сказала миссис Обри, пренебрежительно приподняв бровь. – О, да! Он великолепный художник! У него сейчас выставка в Сомерсет-Хаус. Народ валит толпами. Все леди Лондона соперничают между собой, стремясь добиться от него согласия нарисовать их.

Прикрыв рукою губы, миссис Обри дала понять, что поделится сейчас с ними чем-то особо ценным:

– По секрету, свою дочь я и близко бы не подпустила к этому человеку. Беспутник! Он выставляет напоказ свою любовницу, леди Деверу, вдову баронета. Говорят, она легкомысленна и фривольна, но ее принимают повсюду с тех пор, как она опутала Хайятта. Она чудовищно хороша собой, судя по ее портрету.

– Надеюсь, мы не слишком упадем в собственных глазах, если сходим взглянуть на работу мистера Хайятта, – неуверенно сказала миссис Харвуд.

– Ни в коем случае не упустите эту возможность! Вы встретите там все общество. Я уже видела выставку, но Роберт еще не был, и он собирается посетить Сомерсет-Хаус. Я скажу ему, что вы тоже интересуетесь выставкой, – миссис Обри взглянула пытливо и с опаской: не всплывет ли имя еще какого-нибудь собирающегося сопровождать их джентльмена.

Невероятно, но Роберт, как оказывается, опередил всех. Факт вдвойне замечательный, если учесть, что обычно Роберт медлительнее улитки.

Прежде чем окончательно откланяться, миссис Обри взяла дам под свою опеку на весь следующий день: утром она пришлет к ним мадам Дюпуи, во второй половине дня Роберт повезет их на выставку, а вечером они отобедают у нее. Окрыленная успехом, она направилась к подругам хвастаться, что помогает своим соседям по Уитчерчу в презентации богатой невесты, баронессы Пильмур – сорок тысяч приданого, не считая имения и оловянного рудника в Корнуолле!

Вечером заехал мистер Медоуз, чтобы доложить о своих успехах в поисках кареты и лошади для Оливии. Он уверил дам, что будет счастлив сопровождать их в Сомерсет-Хаус завтра днем.

Баронессе Пильмур, проводившей обычно дни в верховой езде, а вечера в картежных играх со слугами, ее новая жизнь казалась безумно интересной.

– Пока мы не найдем для вас нечто совершенно потрясающее, вы можете пользоваться моим экипажем, – сказал мистер Медоуз.

Его глаза встретились с глазами Лауры, и она вновь заметила в них улыбку. На минутку, пока Оливия помогала миссис Харвуд поудобнее пристроить „душку-откидушку“ Хетти Тремур, они остались наедине, и мистер Медоуз наклонился к Лауре и сказал:

– Я правильно понял, что берлина баронессы – именно та самая колымага, что застопорила вчера движение на расстоянии десяти миль к востоку от Лондона?

– Совершенно верно, мистер Медоуз, и чем скорее вы найдете подходящий для города экипаж, тем лучше.

– В витрине одного из магазинов вывесили карикатуру. Берлину окрестили Черепахой. Весь город сгорает от желания узнать, кто ее владелец. Баронесса, безусловно, станет самым большим оригиналом Сезона.

Его шутливый тон подсказал Лауре, что любопытство города рано или поздно будет удовлетворено.

– Мы упали в глазах общества, даже еще не представ перед ним? – рассмеялась она.

– Напротив, когда я упомянул, что встретил баронессу, полдюжины джентльменов потребовали, чтобы я их представил ей, и то, что о ней ничего неизвестно, возбудило сильнейшее любопытство. Вы будете на балу у леди Морган в конце недели? Это первый большой прием Сезона.

Лаура нахмурилась, как бы припоминая, получено ли приглашение.

– Я не уверена…

– Обязательно приходите, – настаивал мистер Медоуз.

– Не могу сказать, знакома ли баронесса с леди Морган, но точно знаю, что я нет.

– Тетя все устроит!

„Душку-откидушку“, наконец, установили. Общая беседа продолжалась еще минут двадцать, после чего мистер Медоуз откланялся.

– Самое лучшее сейчас для нас – это лечь спать, – сказала Хетти. – Завтра нас ждет суматошный день. Не знаю, может, достаточно будет сопровождения мистера Медоуза в Сомерсет-Хаус? Как ты думаешь, Лаура, мне обязательно идти на выставку с вами?

– Нет, если вам удобнее остаться дома, мэм, – ответила Лаура.

– Я пойду на обед к миссис Обри, но что касается всего остального… Мне кажется, мы можем положиться на мистера Медоуза. Он позаботится о вас и не позволит мистеру Хайятту добраться до Ливви.

Наподобие Лауры, мистер Медоуз в глазах миссис Тремур поднялся до высоты божества.

Ночью, лежа на огромной кровати, покрытой балдахином, Лаура не могла поверить, что все обернулось так удачно – благодаря мистеру Медоузу! При более близком знакомстве этот джентльмен оказался лучше, чем она о нем думала. Она даже заметила у него чувство юмора, которое прежде не знала за ним.

В Лондон Лаура приехала без надежд на замужество, но сейчас ей показалось возможным хотя бы пофлиртовать с мистером Медоузом.

Она заснула счастливым сном младенца, чтобы, проснувшись, окунуться в бурные события следующего дня.

Мадам Дюпуи показалась Оливии тираном. Баронесса Пильмур, хоть и прислушивалась к советам, все же имела свое мнение. Но, к несчастью, в ее понятии нагромождение украшений и означало элегантность. Она возражала, чтобы с ее платьев сняли кружева, блестки, ленты, банты, пуговицы.

– Не могут быть одновременно цветы и кружева на лифе, ma chere [4], – говорила мадам Дюпуи. – Они скроют ваше ожерелье.

– Мое бриллиантовое ожерелье достаточно велико, его ничто не скроет, – хмурилась Оливия и неохотно соглашалась. – Ну хорошо, раз уж вам так хочется, отпорите кружева.

– Но цветы и бриллианты не сочетаются друг с другом, – приходила на помощь мадам Дюпуи Лаура, и модистка с ней искренне соглашалась. – Оставь, Ливви, кружева, а цветы сними.

Обнаруживая солидарность кузины с мадам Дюпуи, Оливия медленно поддавалась уговорам. Она заключила, что в Лондоне понятия не имеют о красоте, но не хотела настаивать на своем очевидном превосходстве.

Перед уходом мадам Дюпуи обратила внимание на прически обеих дам и порекомендовала месье Ля-Пьерра, который с волосами творил чудеса. Было уговорено, что он посетит их следующим утром.