Саманта Джеймс - Непокорное сердце

Торн не произнес слово «немилосердно», но был уверен, что она догадалась.

Шана медленно повернулась. Их глаза встретились.

– Я знаю, – прошептала она.

На этот раз замолчал Торн. Неожиданно он резко встал, словно приняв решение. Он поймал ее взгляд.

– Подойди ко мне, Шана.

О, он знал, что его голос прозвучал повелительно. Но в душе Торн затаил дыхание, моля Бога, чтобы она повиновалась. Если она откажется, ему придется уступить. А ему не хотелось этого…

Время приостановилось. Казалось, что бесконечно долго Шана не шевелилась и не произносила ни слова. Увидев Торна снова таким высокомерным и повелительным, она ощутила, что обида нахлынула на нее. Она любила его, но не могла простить ему того, как он пренебрегал ее любовью. И все же, помимо ее воли, ноги сами пошли к нему. Их взгляды столкнулись, и это был самый желанный момент в ее жизни. Торн протянул сильные руки и обнял ее за талию. Его взгляд скользнул по ее красивым губам.

– Мне хотелось бы знать, принцесса, ты скучала по мне, так же, как я отчаянно скучал по тебе?

Ее сердце екнуло, он СКУЧАЛ ПО НЕЙ! Шана положила руки ему на грудь, а ее глаза устремились на него.

– Да, – прошептала она доверчиво, – да!

Девушка покраснела, так как заметила, что его взгляд упал на ее раздавшуюся талию. Она была на пятом месяце, и одежда уже не могла скрыть округлившийся живот. Но промелькнувшие в его темных, как ночь, глазах любопытство и нежность заставили девушку улыбнуться.

– Я беспокоился о тебе днем, – признался Торн охрипшим голосом, – и желал тебя ночью. – Взволнованно он гладил ее щеки. – Ты хорошо себя чувствовала?

Шана кивнула.

– Тошнота, которая мучила меня, прошла. Аделаида говорит, что если я буду продолжать так есть, то родится уже взрослый рыцарь.

Торн затаил дыхание, глядя на мягкие очертания ее улыбающихся губ. Но, увы, улыбка быстро исчезла, а глаза девушки наполнились прозрачными слезами.

Граф нетерпеливо воскликнул:

– Нет, Шана, не отворачивайся от меня! Это ты из-за Бариса так расстроилась? Ты его любишь?

Помрачнев, он ждал ответа.

– Нет, дело не в этом, – сказала она сдавленным голосом. – Торн, я… я боюсь.

– Боишься? Чего?

У Торна возникло такое чувство, будто игла выскочила из сердца. Он наклонился, взял Шану на руки и понес к кровати. Здесь он бережно обнял жену, нежно поглаживая ее спину. Шана ощутила его горячее дыхание у себя в волосах.

– Скажи мне, – прошептал он.

Граф очень нежно держал принцессу в своих объятиях, но все же она колебалась, не в состоянии встретиться с его взглядом. Затем девушка погладила его черные жесткие волосы и неуверенно заговорила.

– Ты говоришь, что война скоро закончится, но боюсь, что горечь никогда не уйдет. И я дрожу от мысли, в каком хаосе родится наш ребенок. – Словно защищая его, Шана положила руки на живот. – Будут его презирать англичане, потому что его мать валлийка, и ненавидеть валлийцы, потому что его отец англичанин? И кто он будет: англичанин или валлиец? Я не хочу, чтобы он был таким же оторванным… Я не хочу, чтобы он ненавидел Англию или Уэльс, или испытывал ненависть других. Но очень боюсь, что именно так и будет.

Торн нежно посмотрел на нее. Как долго она скрывала от него свою беззащитность! Она казалась сильной, дерзкой, решительной, стойкой и никому не показывала своей слабости, по крайней мере, ему. Но сейчас в ней заговорил чисто материнский инстинкт, отчего Торну захотелось укрыть ее от любых горестей.

Он гладил ее волосы, гордо поглядывая на выступающий живот девушки.

– Англичанин, валлиец… Шана, это неважно! Разве ты будешь меньше любить его, потому что в нем есть часть английской крови? А разве я буду любить его меньше из-за того, что он что-то унаследовал от валлийцев? – нежно говорил Торн. – Нет, я хочу этого ребенка, и не буду думать, англичанин он или валлиец. Он наш! Родится сын или дочь, это неважно. Важно то, что это частичка тебя и меня, а это повод для того, чтобы радоваться, а не горевать.

Шана наслаждалась бархатным звуком его голоса. Она обвила руками его шею и прильнула к нему. Она была счастлива сейчас. Этот миг она будет нежно хранить в глубине своей души до конца жизни.

Торн обхватил руками ее голову и приблизил к своему лицу. От его прикосновения Шану охватила дрожь. Он был такой сильный, такой красивый… И он испытывал радость оттого, что она носила его ребенка. И вдруг принцесса почувствовала, что большего ей и не надо. Она больше не колебалась и без слов подставила ему свои мягкие трепещущие губы. Его поцелуй оказался долгим и удивительно сладким. Разлука только обострила те чувства, которые они испытывали по отношению друг к другу. И единственного поцелуя было достаточно, чтобы искры страсти разожгли огромный костер.

Никогда Торн не ласкал ее так нежно и трепетно. Он дотрагивался до ее груди, гладил ее темные, болезненно-чувствительные из-за беременности соски. Он целовал ее упругий живот, где, свернувшись, лежал их ребенок. Шана видела его мускулистые загорелые плечи, сильные ласковые руки. На ее лице отразилась беззвучная мольба, говорившая о силе желания. Шана стонала от наслаждения и счастья. Она выкрикнула его имя, и этот звук отозвался новым шквалом наслаждения, когда Торн требовательно искал ее губы…

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! – подумала Шана беспомощно. – О, ТОРН, Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

С каждой новой лаской эти слова поглощали ее душу и сердце, желая вырваться наружу. Но, испытывая неимоверное наслаждение, Шана также испытывала сильнейшее изнеможение. Безвольная и уставшая, она закрыла глаза и сонно улыбалась, когда рука Торна обхватила ее за талию и привлекла к своей крепкой фигуре. Шана уткнулась головой в его подбородок, а маленькая изящная рука легла на шелковистые волосы, на его груди. Принцесса для себя решила, что завтра, как только они проснутся, она скажет ему, как сильно его любит. С этими мыслями Шана уснула.

Но утром Торн ушел. Не вернулся и к ночи.

Шана не смыкала глаз из-за страха, охватившего ее душу. На следующий день в ворота галопом влетел всадник. Он соскочил с коня и высоко в воздух подбросил свой шлем.

Принцесса сидела в комнате, когда затрубили трубы, оторвав ее от невеселых мыслей. Нахмурившись, она поднялась, выглянула в окно и увидела, как поток слуг из замка устремился во двор крепости. Шана открыла окно и прислонилась к подоконнику. Во дворе стоял шум и гвалт, раздавались радостные ликующие крики. До Шаны доносилось ветром:

– Левеллин умер!.. Да здравствует король! Слава королю Эдуарду!

Война закончилась.

И хотя Шана почувствовала огромное облегчение, тень упала на ее душу. Она закрыла уши, чтобы не слышать шума в крепости, и легла в кровать по щекам неудержимо катились слезы.