Сильвия Эндрю - Франческа

Она вскочила, радуясь возможности освободиться от чар бархатистого голоса и темно-синих глаз.

— Я с тобой.

— Босиком?

— Ну и что? В армии бывало и хуже. Я должен позаботиться о том, чтобы ты не сбежала. Пока мы оба не высохнем, ты — моя заложница. — Франческа нервно вздрогнула, но Маркус рассмеялся, встал и подал ей руку. — Где ты выронила альбом?

Вскоре они нашли орхидею, которую рисовала Франческа, а альбом и сумка оказались неподалеку. Маркус подобрал альбом, не отпуская руку Франчески, и внимательно рассмотрел рисунок.

— Недурно, — заметил он. — Кто научил тебя рисовать?

— Мадам Элизабет. — Франческа смущенно вспыхнула. — То есть мадам де Ромэн, моя гувернантка.

— Идем на солнце, мне холодно.

Взяв сумку, Маркус отвел девушку к поваленному дереву. На этот раз Франческа смело села рядом, сама удивляясь своей непринужденности в присутствии незнакомого человека, который по-прежнему держал ее за руку.

— Ты покажешь мне другие свои работы? Франческа зарделась от удовольствия.

— Конечно, — робко ответила она.

Ее собеседник излучал обаяние, и мало-помалу Франческа разговорилась, чувствуя себя свободнее, чем когда-либо прежде. Иногда, перехватив его ласковый и понимающий взгляд, она запиналась, но Маркус тут же задавал какой-нибудь вопрос о рисунках, и девушка продолжала ему что-то оживленно рассказывать.

Наконец она замолчала.

— Больше мне нечего показать вам. Остальные мои работы дома, — сообщила она.

Маркус не ответил, и Франческа, вскинув голову, прочла вопрос в его глазах.

— Почему ты сказала, что тебя считают дурнушкой? — с расстановкой произнес он.

— Потому, что так оно и есть! Все твердят об этом в один голос.

— Это неправда, Франческа. В тебе есть сходство с твоими рисунками — выразительность, утонченность, грация.

— Вы очень любезны, — отозвалась она, вновь приходя в волнение.

— Я не льщу тебе, поверь!

— Вы наверняка хвалите меня лишь по доброте душевной, а это ни к чему. Я уже давно привыкла к своей внешности. Если вы не смените тему, мне придется уйти. Платье уже высохло — как и ваша одежда.

— Сколько тебе лет? — вдруг спросил он, когда они встали.

Она смутилась и солгала:

— Семнадцать, — но, почувствовав скептический взгляд Маркуса, снова отважилась на ложь: — Почти семнадцать.

— Значит, ты уже вступила в пору юности. Ты когда-нибудь была влюблена?

— Я? — изумленно переспросила Франческа. Он рассмеялся и отстранился, но лишь затем, чтобы положить обе ладони на ее плечи.

— Да, ты, — подтвердил он.

— Разумеется, нет!

— Значит, первая любовь… — пробормотал он и привлек ее ближе. — А как насчет поцелуев? Тебя когда-нибудь целовали?

— Редко, — прошептала Франческа, загипнотизированная взглядом синих глаз, устремленным на нее. — Дедушка. — Она с трудом сглотнула. — Кажется, и отец целовал меня, только… я плохо помню его.

— Нет, я имел в виду совсем другое. Вот это… — Склонив голову, он нежно поцеловал ее.

Франческе показалось, что в нее ударила молния. Небывалое чувство охватило девушку, в нем смешались страх и наслаждение, холод и огонь, понимание, что следует остановиться, и неотступное желание продолжать.

— Это было чудесно, — ошеломленно выдохнула она, не вдумываясь в собственные слова.

Они стояли лицом к лицу.

— Обними меня за шею, — мягко попросил Маркус. Франческа шагнула ближе и медленно подняла руки. — Вот так. А теперь я обниму тебя. — Он придвинул ее ближе и снова поцеловал, уже не так осторожно. Франческа негромко вскрикнула, и Маркус тут же отпустил ее. — Тебе больно?

— Нет, просто я не ожидала… не думала… — Она сжала руки и подняла голову. — Поцелуйте меня еще раз.

Перед Франческой открылись врата неописуемого блаженства. В мужских объятиях она вдруг почувствовала себя защищенной и счастливой, как никогда прежде. Маркус становился то ласковым и внимательным, то страстным и требовательным, называл ее глупышкой, милой колдуньей, но Франческа ничего не слышала, лишь ощущала нежность в его голосе. Он рассмеялся, увидев ее растерянное лицо, но этот смех был необидным, словно беспомощность Франчески умиляла его.

Время от времени в голосе Маркуса прорывалась неуверенность: казалось, он тоже не очень понимал, что с ним происходит. Оба тонули в ослепительном сиянии и глубоких тенях, в водовороте зеленых, золотых и синих вспышек…

К счастью, к реальности их вернули прежде, чем оба успели окончательно утратить рассудок. Издалека послышался призывный голос Фредди. Чертыхнувшись, Маркус прошептал:

— Завтра утром, на этом же месте. — Торопливо поцеловав ее еще раз, он разжал объятия и направился к мосту. — Я здесь! — крикнул он. — Чего тебе?

Франческа вновь юркнула в свое убежище среди кустов и прислушалась.

— Джек ищет тебя. Твой дядя собирается приехать в Уитем-Корт. Я думал, надо сообщить тебе об этом. Но какого дьявола ты так долго торчал здесь, Маркус? Что ты здесь делал?

— Ничего особенного, — отозвался Маркус.

Ослепительная вспышка, за которой почти мгновенно последовал раскат грома, вернула Франческу из сладостной страны воспоминаний на землю. Начиналась гроза. Девушка ускорила шаг. Но мысли ее по-прежнему витали далеко.

«Ничего особенного»… Ей следовало насторожиться, услышав эти слова. Но в то время она была совершенно ошеломлена и зачарована. Обладавший богатым опытом и неотразимым обаянием Маркус без труда вскружил ей голову. Франческа оказалась чересчур доверчивой. Разумеется, на следующий день она отправилась на свидание, под предлогом болезни попросив мадам Элизабет освободить ее от утренних уроков. Ее ложь была недалека от истины: Франческе действительно нездоровилось, ее охватила лихорадка, поглотившая все доводы рассудка. Инстинкт самосохранения уступил место безумию. Вспоминая о том, как радостно она сбегала с холма навстречу Маркусу на следующее утро, Франческа досадливо поморщилась.

Она пришла в условленное место раньше Маркуса, а когда тот появился, сразу почувствовала, что ее новый знакомый чем-то озабочен. В сердце Франчески закрался пугающий холодок. Неужели Маркус презирал ее за вчерашнюю несдержанность? Некоторое время они шли рядом молча. Франческа ждала, что Маркус заговорит первым, скажет хоть что-нибудь, чтобы развеять напряжение.

— Сегодня ты не слишком разговорчива, Франческа, — наконец произнес он.

Франческа оторопела. Это Маркус не произнес ни слова с первой минуты встречи! А теперь упрекал ее, да еще таким серьезным тоном… значит, он все-таки презирал ее!

— По-моему, я напрасно пришла сюда, — начала она.

— Почему ты так решила?

Франческа смутилась. Правил этой игры она еще не уразумела и, хотя давно привыкла к разочарованиям, боялась быть отвергнутой этим человеком. Рана оказалась бы слишком глубокой.