Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи

— Возвращаемся в Старый дворец, — объявил принц и снова оседлал своего серого скакуна. — Магистр Руанно, поручаю вам нашу маленькую Кьяру вместе с ее серебряным десенсорием и забавными соображениями насчет его стоимости.

— Нет, — начала было сопротивляться Кьяра, — я никуда с вами не поеду! Вы не можете…

Но тут чужеземец снова схватил ее за руку, как и в прошлый раз. Не больно, но достаточно крепко, чтобы дать ей понять, что при желании может причинить ей боль. И достаточно сильную.

— Ты поедешь со мной, — твердо сказал он. — Хотела поговорить с принцем на латыни об алхимии? Теперь у тебя будет такая возможность.

— Всем известно, что я интересуюсь производством фарфора, — принц говорил отнюдь не на латыни, а на превосходном итальянском языке в его флорентийском варианте, чистейшем во всей Италии. Тон его голоса был довольно прохладным и даже, можно сказать, холодным.

— Но это скорее для отвода глаз, — продолжал он. — Истинная цель моей работы — это создание Lapis Philosophorum, или философского камня.

По дороге в Старый дворец их несколько раз накрыл дождь. Кьяра опять была вынуждена сидеть позади магистра Руанно — раз уж она смогла вынести переезд верхом на лошади один раз, то почему же не выдержать еще раз? И в самом деле, после второй поездки она больше переживала о синяках, оставленных на нижней части спины, чем о том, насколько она боится лошадей — этих опасных и дурно пахнущих любимцев аристократии. Вместе с тем Кьяра не могла не признать, что они приехали во дворец гораздо быстрее, чем если бы она шла пешком одна под дождем.

Еще одна привычка аристократов, выводившая девушку из себя, — это то, что из-за огромного количества слуг им практически ничего не приходится делать самостоятельно.

Когда они приехали во дворец, к ним тут же подбежали слуги, которые увели в стойло лошадей, открыли перед ними все двери, мигом принесли позолоченные стулья, расшитые подушки и горячее вино со специями. Ничего подобного Кьяра никогда раньше не пробовала, и от одного аромата этого напитка у нее поплыла голова. По вкусу он напоминал смородиновый ликер с примесью Дягилевых пастилок, которые бабушка заготавливала как средство от желудочных колик. В нем чувствовался аромат полевых цветов, медовосладкий и в то же время немного жгучий. Нескольких глотков этого волшебного напитка было достаточно или почти достаточно, чтобы Кьяра начала думать, что дом Медичи не такое уж большое зло, как она предполагала.

С трудом отбросив мысли о пряном вине, она спросила:

— И на какой же из четырнадцати ступеней вы сейчас находитесь?

Несмотря на свой безотчетный страх перед принцем, ей совсем не казалось странным то, что она допрашивает его как простого ученика алхимика. Она также не удивлялась тому, что находится во дворце, в небольшом студиоло с высоким сводчатым потолком, где все стены сплошь украшены картинами, статуями и позолотой. Еще глоток этого странного вина — и она не удивится, что взлетит на небо, как сам святой Франциск [8] Франциск Ассизский (1182–1226) — католический святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена. .

Принц вопрошающе взглянул на англичанина — кроме них троих в этом небольшом, но изысканном студиоло никого не было, — и магистр Руанно на чистом итальянском языке, с аккуратностью, присущей только иностранцам, сказал:

— Мы только что закончили третью ступень — стадию прокаливания и решили, что для четвертой стади и насыщения нам потребуется помощь третьего адепта.

— Нам нужна sorror mystica, — произнес принц. Ему тоже подали вино, но он не сделал ни единого глотка: когда ты богат, тебя уже не удивляет пряное вино в кубке, усыпанном драгоценными камнями. — Ты знаешь что-нибудь об этом, мона Кьяра?

Девушка перевела взгляд с одного мужчины на другого. С одной стороны — принц, принимающий как должное свое богатство, роскошь и всеобщее подчинение, а с другой — чужеземец с жестокой линией губ и бесконечно грустными глазами, одетый в темный камзол, под которым угадывались широкие мускулистые плечи человека, привыкшего к тяжелому труду. Просто удивительно, насколько эти двое не похожи друг на друга, но в то же время… И вообще, какого рода у них отношения? Неужели хозяина и слуги? Разумеется, в представлении принца все окружающие его люди были слугами, но в данном случае чужестранец по непонятным причинам как будто сам был рад играть эту роль.

В какой-то момент Кьяре показалось, что они раскачиваются из стороны в сторону, или это просто вино?

— Sorror mystica, — повторила она. — Что-то мистическое?

Магистр Руанно улыбнулся своей жутковатой волчьей

улыбкой.

— Значит, ты не так уж хорошо разбираешься в латыни, как говорила.

Все слуги ушли, оставив кувшин с вином на столе. Кьяре очень хотелось налить себе еще немного этого чудесного напитка, но она не посмела. Один-единственный бокал такого вина со всеми пряностями и сахаром стоит, наверное, больше, чем весь хлеб, который они съедают за месяц вчетвером — она, бабушка, Лючия и Маттеа. Может, все- таки стоит набраться храбрости и наполнить свой бокал еще раз?

— Я никогда не говорила, что знаю латынь, — сказала она. — Лишь некоторые фразы, которым меня научил отец.

— Это значит «сестра по искусству», — промолвил принц ледяным голосом. — Иными словами, женщина-алхимик.

— Ты наверняка слышала о магистре Николасе Фламеле [9] Николас Фламель (1330–1418) — французский алхимик, которому приписывают изобретение философского камня и эликсира жизни. из Парижа. Ведь ты же дочь алхимика. — Магистр Руанно взял в руки кувшин и наполнил ее кубок. У него были изящные кисти рук с длинными пальцами, но ладони покрыты глубокими шрамами, словно от тяжелой работы.

Кьяра отпила еще немного вина и впервые с того момента, как лошадь оставила шрам на ее виске, почувствовала, как стихли голоса в ее голове. Имя магистра Николаса не говорило девушке ровным счетом ничего, но она поняла, что скорее умрет, чем признается в этом своим могущественным собеседникам.

— Магистр Николас Фламель? — повторила она, как попугай. — А что именно вас интересует?

— Говорят, две сотни лет тому назад ему удалось создать философский камень, а также и эликсир жизни. Вместе с ним работала его супруга Пернелла.

— Его жена? — переспросила Кьяра и поставила кубок на стол, внезапно пожалев о том, что выпила так много. Проклятый иностранец. — Неужели ему помогала его собственная жена?

— Да, это правда, — ответил принц, встав со стула, тем самым словно вернув себе контроль над ситуацией. Он показался ей даже выше ростом, а странная тьма за его спиной как будто стала еще глубже и мрачнее. — Не все алхимики согласны с этим, но я все же полагаю, что это правда, и пример Николаса Фламеля — лишнее тому подтверждение. Для создания философского камня необходимо женское начало, равно как и для создания жизни во плоти. И женщина, представляющая это начало, носит имя sorror mystica, или мистическая сестра.