Мелисса Марр - Любимый грешник

Это был такой простой, такой очевидный вопрос! Она посмотрела на него и засмеялась, не потому, что это было смешно, а потому, что это было ужасно. Слезы катились по ее щекам.

Он просто ждал, спокойный и невозмутимый, пока она не перестала смеяться:

— Я так понимаю, это было «да»?

— Да. — Она вытерла слезы. — Они настоящие, Сет. Это не мои галлюцинации. Эти фейри, существа, создания практически повсюду. Одни — ужасные. Другие — прекрасные. Третьи — и то, и другое сразу. Иногда они ужасны даже по отношению друг к другу. — Ее передернуло от образов, всплывших в памяти, но она не собиралась делиться ими с ним. — Плохие. Отвратительные. — Он ждал. — Этот фейри, Кинан, подошел ко мне, сделав себя похожим на человека, и пытался заставить меня пойти с ним. — Она отвела взгляд, стараясь успокоиться, как и всякий раз, когда вещи, которые она видела, становились уж слишком странными. Не помогло.

— А как насчет их… Двора что ли? Ты можешь поговорить с их королем или кто он там? — Сет перевернул страницу.

Эйслинн услышала мягкий шелест падающей бумаги, несмотря на то, что в комнате играла музыка, несмотря на то, что такой тихий звук в принципе невозможно было услышать. С каких пор я слышу шелест падающего листа бумаги?

Она подумала о Кинане, подумала о том, как можно объяснить ту силу, которую он излучал. Кажется, на него не действовал железный центр города; как минимум, он был достаточно силен, чтобы сохранять человеческую иллюзию в самом его центре. Бледная девушка казалась ослабленной воздействием железа, но и ее это не пугало.

— Не могу. Бабушка говорит, что высокопоставленные фейри самые жестокие. Не думаю, что смогу встретиться лицом к лицу с чем-то более сильным, даже если бы я могла раскрыть себя. А я не могу. Они могут узнать, что я вижу их. Бабушка говорит, если они узнают, что мы видим их, они убьют нас или ослепят.

— А если предположить, что они кто-то еще? — Сет встал напротив нее. — Что, если есть другое объяснение тому, что ты видела?

Она посмотрела на него, сжав руку в кулак так сильно, что почувствовала, как ногти впиваются в ладонь.

— Я бы очень хотела, чтобы на все это существовал другой ответ. Я вижу их с самого дня своего рождения. Бабушка их тоже видит. Это по-настоящему. Они настоящие.

Она не могла смотреть на него, поэтому уставилась на Бумера, который свернулся в тугие кольца у нее на коленях. Она мягко провела пальцем вниз от его головы.

Сет взял ее за подбородок и запрокинул голову так, что теперь она смотрела прямо на него.

— Должно быть что-то, что мы можем сделать.

— А мы можем поговорить об этом завтра? Мне нужно… — Она потрясла головой. — Я больше не могу ни с чем сегодня разбираться.

Сет наклонился и поднял Бумера. Удав не развернул свои кольца даже тогда, когда Сет отнес его в террариум и мягко положил на горячий камень.

Она ничего не говорила, пока Сет закрывал террариум крышкой, чтобы Бумер не смог выползти из него. Если бы Бумеру представилась хоть малюсенькая возможность, он бы выбрался наружу, пока дома никого нет, а температура на улице большую часть года была губительной для него.

— Пойдем, я провожу тебя домой, — сказал Сет.

— Ты не обязан это делать. — Он изогнул бровь и протянул руку. — Но можешь, — и она взяла его за руку.

Сет вел ее через улицы, так же не замечая фейри, как и все остальные, кто встречался им по пути, но Эйслинн ощущала свою руку в его, и от этого окружающее казалось ей не таким жутким.

Они прошли молча почти целый квартал. Потом он спросил:

— Хочешь зайти к Рианне?

— Зачем? — Эйслинн прибавила шаг, потому что «волчица» снова увязалась за ней и хищно кружила вокруг.

— У нее же вечеринка. Ты сама мне рассказывала. — Он ухмыльнулся, как ни в чем не бывало, как будто не было никакого разговора о фейри.

— О боже, нет. Это последнее, что мне сейчас нужно. — Ее передернуло от этой мысли. Сет брал ее на пару вечеринок с толпой ребят из школы: ко второму разу было совершенно ясно, что смешивать два мира — плохая, очень плохая затея.

— Тебе дать куртку? — Сет прижал ее к себе, как всегда внимательный к мелочам.

Она покачала головой в знак отказа, но прильнула к нему, наслаждаясь поводом побыть в его объятиях.

Он не возражал, но и не позволял своим рукам ничего не лишнего. Он мог пофлиртовать с ней, но никогда не делал того, что могло бы выйти за рамки дружбы.

— Зайдешь со мной в «Прокол»? — Спросил он.

Тату- салон был как раз по пути, и Эйслинн не торопилась расстаться с Сетом, поэтому кивнула и спросила:

— Нашел что-нибудь стоящее?

— Пока нет, но Гленн сказал, что на этой неделе выйдет какой-то новый парень. Я подумал, что посмотрю, как он работает, что может сделать, ну, ты понимаешь.

Она засмеялась:

— Ну конечно, не хотелось бы получить не то, что заказываешь.

Он мрачно ухмыльнулся и легко дернул ее за волосы.

— Мы сможем найти то, что понравится нам обоим. Подберем подходящую пару.

— О, разумеется, я сделаю это — сразу после того, как ты встретишься с моей бабушкой и получишь ее письменное разрешение.

— Значит, не видать тебе татуировки. Никогда.

— Она хорошая, — аргумент, конечно, старенький, но она не сдавалась, как, впрочем, и не добилась никаких успехов.

— Нет уж. Не хочу рисковать. — Он поцеловал ее в лоб. — До тех пор, пока она меня не увидит, она не сможет сказать «Держись подальше от моей девочки!»

— С твоим видом все в порядке.

— Неужели? — Он мягко улыбнулся. — Она тоже так подумает?

Эйслинн думала, что так и будет, но переубедить в этом Сета не могла.

Молча они добрались до салона. Почти вся передняя его часть была стеклянной, что делало его более привлекательным для тех, кто приходил сюда в поисках новой татуировки или пирсинга, но он не был таким гламурным, как тату-салоны, которые она видела в Питтсбурге. «Прокол» сохранил свою принадлежность к данному искусству, но не следовал модным тенденциям, хотя нельзя было сказать, что в Хантсдейле было чересчур много модников.

Колокольчик на двери зазвенел, когда они вошли. Рэббит, владелец салона, выглянул из одной из комнат, помахал и исчез. Сет прошел к длинному кофейному столику у стены, на которой были приколоты порт-фолио татуировок, нашел новые и сел, чтобы рассмотреть их.

— Хочешь посмотреть со мной?

— Неа.

Эйслинн подошла к стеклянной витрине, в которой были разложены цепочки, кольца и всевозможные гвоздики. Вот что ее интересовало. У нее было по одной дырочке в ушах, но каждый раз, когда они приходили сюда, она хотела сделать пирсинг. Правда, не на лице. По крайней мере не в этом году: в школе Бишопа О'Коннела были строгие правила насчет пирсинга на лице.

Один из двух пирсеров стоял с другой стороны витрины.