Дж. Уорд - Освобождённая возлюбленная

Но, с другой стороны, более вероятно, что он пошлёт её на все четыре стороны за ложь относительно её смерти.

Хорошо, что он не запомнит ничего из этого.

Она же, со своей стороны, боялась, что никогда не забудет следующие двадцать четыре часа.

Лошадиная больница в Трикаунти была произведением искусства по всем пунктам. Расположена в пятнадцати минутах езды от Акведука, в ней было всё, начиная от операционных палат стационарного лечения и заканчивая гидротерапевтическими бассейнами и продвинутой аппаратурой для диагностики. Работали здесь специалисты, которые видели в лошадях нечто большее, чем доходы и расходы на четырёх копытах.

Находясь в операционной, Мэнни изучал рентгеновский снимок передней ноги его девочки, он хотел быть тем, кто займётся операцией: он ясно видел трещины в лучевой кости, но не они беспокоили его. Дело в костной стружке, которая хлопьями покрывала трубчатую кость в районе эпифиза, словно спутники вокруг планеты.

Тот факт, что кость принадлежала нетипичному для него пациенту, ещё не значит, что он не сможет провести операцию. Пока анестезиолог будет держать её в сохранности, остальное Мэнни мог взять на себя. Кость — она всюду и у каждого кость.

Но он не станет вести себя как придурок.

— Что вы думаете? — Спросил он.

— По моему профессиональному мнению, — ответил главврач, — довольно опасный перелом. Множественный, со смещением. Выздоровление займёт много времени, и даже тогда не будет гарантии в отсутствии проблем с репродуктивной системой.

А вот это уже плохо: лошади должны стоят прямо с их весом, распределённым равномерно на четыре опоры. Когда ломается нога, проблемы возникают не столько с перелом; дело в самом факте, что лошади перераспределяют свой вес, непропорционально опираясь на оставшиеся здоровые ноги. Именно здесь начинаются проблемы.

Исходя из снимков перед его глазами, большая часть хозяев животного выбрала бы эвтаназию. Его девочка была рождена для скачек, и это катастрофическое ранение сделает бег невозможным, даже на развлекательном уровне… если она выживет. И будучи доктором, Мэнни был прекрасно знаком с жестокостью медицины, которая в итоге может оставить пациента в состоянии, ещё худшем, чем смерть… или просто болезненно отсрочить неизбежное.

— Доктор Манелло? Вы слышали, что я сказал?

— Да. Слышал. — Но, по крайней мере, этот парень выглядел таким же убитым, каким чувствовал себя Мэнни, в отличие от того нытика на поле.

Повернувшись, он подошёл туда, где положили Глори, и коснулся её щёки. Её чёрная шёрстка блестела под ярким светом ламп, и на фоне бледной плитки и нержавеющей стали она выглядела как отброшенная и кем-то тень, и позабытая среди комнаты.

Он долго смотрел на бочкообразную грудную клетку, дышал в такт с ней. Лишь её вид, лежащей на металлической пластине с ногами, словно зубочистками, со свисающим до пола хвостом, заставил Мэнни заново осознать, что животным предназначено стоять на ногах: было неестественно видеть их немощными. И несправедливо.

Оставлять её в живых лишь потому, что он не может вынести её смерть — неправильное решение.

Собравшись с духом, Мэнни открыл рот…

Его прервала вибрация в нагрудном кармане. Грязно выругавшись, он достал свой Блэкберри, проверяя телефон на случай звонка из больницы. Ханна Уит? С незнакомого номера?

Такой он не знал, к тому же, сегодня не его дежурство.

Наверное, оператор набрал неверный номер.

— Я хочу, чтобы вы оперировали, — услышал он свой голос, убирая телефон в карман.

Короткая пауза дала ему достаточно времени, чтобы понять, что невозможность отпустить её свидетельствовала о его трусости. Но он не имел права растекаться, иначе потеряет её.

— Я не могу дать никаких гарантий. — Ветеринар снова перевёл взгляд на рентгеновский снимок. — Также не могу наверняка предугадать ход и результат операции, лишь могу поклясться… Я сделаю всё, что в моих силах.

Боже, теперь он знал, что чувствовали те семьи, когда он говорил им то же самое.

— Спасибо. Могу я наблюдать отсюда?

— Конечно. Я принесу вам что-нибудь из одежды, и вы знаете, что нужно вымыть руки, доктор.

Спустя двадцать минут началась операция, и Мэнни стоял у головы Глори, поглаживая её холку рукой в латексной перчатке, несмотря на то, что она была без сознания. Наблюдая за работой главврача, Мэнни оценил его методы и навыки… единственный хороший момент со времени падения Глори. Вся процедура была закончена через час, костную стружку либо удалили, либо привинтили обратно. Они завернули её ногу и перенесли Глори из операционной в бассейн, чтобы она не сломала другую ногу, когда закончится действие снотворного.

Мэнни оставался до тех пор, пока она не пришла в себя, а потом вышел вместе с ветеринаром в коридор.

— У неё хорошие жизненные показатели, и операция прошла успешно, — сказал парень, — но состояние может быстро измениться. И должно пройти время, прежде чем станут ясны результаты.

Дерьмо. Именно такую речь он произносил ближайшим родственникам и прочей родне, когда приходило время отправить народ по домам, дабы они отдохнули в ожидании известий о послеоперационном состоянии пациента.

— Мы позвоним вам, — сказал ветеринар. — С новостями.

Стянув перчатки, Мэнни достал визитку.

— На случай, если у вас нет номера в её карточке.

— Он у нас есть. — Парень всё равно принял визитку. — Если что-то изменится, вы узнаете об этом первым, и я лично буду звонить вам каждые двенадцать часов, когда буду делать обходы.

Мэнни кивнул, протягивая руку.

— Спасибо. За то, что заботитесь о ней.

— Не стоит.

Они пожали руки, и Мэнни кивнул на двойные двери.

— Не против, если я попрощаюсь с ней?

— Прошу.

Вернувшись в помещение, он остался наедине со своей девочкой. Господи… как же больно.

— Держись, малышка. — Он шептал, потому что не мог сделать полноценный вдох.

Когда он выпрямился, персонал смотрел на него с печалью во взглядах, которая — Мэнни знал — надолго приклеится к нему.

— Мы со всей внимательностью за ней присмотрим, — серьёзно сказал ветеринар.

Он верил, что так и будет, и только поэтому вышел обратно в коридор.

Отделения Трикаунти занимали немалую площадь, и Мэнни потратил много времени, чтобы переодеться, а потом найти парадный вход, около которого он припарковался. Солнце уже село за горизонт, быстро исчезающий персиковый свет озарял небо, будто Манхэттен дотлевал. Воздух был холодным, но ароматным от слабых попыток весны придать жизнь по-зимнему пустынному ландшафту, и Мэнни сделал столько вдохов полной грудью, что закружилась голова.

Боже, время бежало со скоростью света, но сейчас, когда минуты лениво проплывали мимо, стало очевидно, что лихорадочный ход времени исчерпал свой источник энергии. Либо так, либо оно ушиблось о кирпичную стену и потеряло сознание.