Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

— Итак, еще раз. Сколько тебе лет?

Сглотнув застрявший в горле ком, бедняжка, наконец, ответила:

— Семнадцать.

— Я просил подойти.

Ой! Она шагнула вперед. Почему-то показалось, что идти приходится через сильный ветер, будто невидимая упругая стена мешала сделать шаг, Лесана собрала в кулак всю волю, перебарывая диковинное сопротивление воздуха.

В серых глазах промелькнуло неожиданное удовлетворение.

— Ты когда-нибудь дралась? — последовал совершенно неожиданный вопрос.

Она снова кивнула, не чувствуя в себе сил на ответ.

Взор равнодушных очей обратился на отца внезапно онемевшей.

Бортник моргнул, не понимая, к чему такие расспросы, и покаянно ответил:

— Господин, она спокойная девка, но пару раз сцеплялась со здоровыми парнями.

Та, о которой шла речь, потупилась. Ей ли — невысокой, мягкой, словно шанежка, с нежным румянцем на лице и белой чистой кожей — славиться, как задире? Таким более пристало у окна с вышиванием сидеть и визжать до звона в ушах при виде мыши. Но ведь и правда, однажды на ярмарке в соседней деревне она до крови сцепилась с незнакомым мужиком, который пытался подрезать у матери кошелек. Кто бы мог подумать, что пятнадцатилетней девчонке достанет сил не только метнуть вора наземь, но и ударить так, чтобы сомлел и в себя пришел только после ведра воды, вылитого на дурную голову.

А второй раз… Второй раз она наказала Мируту, когда он, медведище, полез на посиделках ее потискать. А что? Ростом невелика, но женской статью вышла. Тогда-то и проучила девушка будущего жениха, наотмашь ударив его кулаком по лицу. Как только зубы целы остались. И в тот памятный день впервые дюжий кузнец посмотрел на нее с восхищением.

Тем временем крефф оглядел смущенную и сказал:

— Эта.

Слова камнем упали в тишину горницы. У Лесаны сердце ухнуло в живот, а потом подпрыгнуло к горлу. Как «эта»? Почему? За что? Да никогда у нее не было способностей к колдовству! Нет! У нее свадьба скоро, она сватов ждет!

— Выезжаем завтра на рассвете.

Родители и братья-сестры в немом изумлении уставились на будущую ученицу Цитадели. А та стояла и чувствовала, как раскачивается под ногами дощатый пол.

Из дома старосты она вышла, словно во сне. И очнулась только в родной избе, когда родительница, причитая, начала собирать вещи в лубяной короб. Только здесь несостоявшаяся невеста горько расплакалась, повалившись на лавку. Тут же заголосила и мать, а следом вразнобой отозвались молодшие ребятишки.

— Хватит вам убиваться, как по покойнице! — рявкнул отец, старавшийся скрыть растерянность за суровостью. — Не на смерть отдаем, на учение. Глядишь, через пять лет вернется лучше, чем была. Не реви. На золоте есть и спать будешь, дуреха. Такая честь тебе выпала.

Но дочь не слышала этих, без сомнения, мудрых увещеваний. Уткнувшись лицом в ладони, она продолжала рыдать, но плакала не оттого, что придется ехать далеко от дома, к чужим людям, да на несколько лет. А оттого, что был у нее Мирута, расставание с которым казалось не пыткой даже — смертью. Плакала оттого, что вся ее, казалось бы, уже упорядоченная и размеренная жизнь, вдруг сделала такой неожиданный поворот.

Приехал бы этот крефф на год раньше, так она бы от гордости лопнула, что он ее выбрал! Но нет, принесла нелегкая его сейчас, накануне сватовства. И не ехать нельзя. Слово креффа закон. Откажешь — ни один чародей, ни за какие деньги не придет на помощь поселению, хоть золотой дождь на него обрушь. Поэтому не было у Лесаны возможности ни отказаться, ни возмутиться. Оставалось только плакать и собирать в кузов вещи — единственное, что на чужбине станет напоминать о доме.

А Мирута не пришел. Когда он узнал о том, что любимую забирают в Цитадель, за окнами уже стемнело…

Они выезжали рано утром. Мужчина на сером коне и девушка на пегой кобылке, которую креффу продал за пару серебряных монет староста.

Солнце светило ярко. Весна, похоже, окончательно вступила в свои права, и скоро на смену месяцу таяльнику придет зеленник, с первыми нежными, клейкими листочками. Сквозь слезы будущая волшебница смотрела на толпу провожающих. На улицу высыпала вся деревня! Многие поглядывали на дочку бортника с удивлением, но во взглядах большинства сельчан читалась… зависть.

Да чему ж тут завидовать-то! Едва исчезнет «счастливица» за поворотом, как все они вернутся к своим ежедневным привычным делам, в родные избы, к родным людям, обедать сядут в том же кругу, что всегда, и спать устроятся, где привыкли. А что ждет ее? Где преклонит голову? Чем утолит голод? В чем найдет утешение? Да и найдет ли? От тоски и острой обиды, что ничего уже в жизни не будет так, как прежде, захотелось расплакаться, но в горле стоял жесткий ком — не раздышишься.

Подошел Мирута, смущаясь столпотворения, неловко, как-то наспех, обнял и отстранился. Лесане стало обидно, но… сватов он прислать не успел, потому и впрямь стыдно обжиматься на глазах у всех.

Молчаливый провожатый терпеливо ждал, когда с девушкой попрощаются все желающие, но по его каменному лицу было понятно — лучше с расставанием не затягивать. Мать обнимала дольше всех. Припала к дочери и заплакала — горько, безутешно, словно по покойнице… Как ни держалась будущая ученица Цитадели, а в носу сразу же защипало и щеки мигом стали мокрыми.

— Пора, — оборвал поток рыданий спокойный голос креффа.

Кое-как его спутница высвободилась из кольца ласковых родных рук и забралась в седло. Тронула поводья, и кобылка послушно двинулась вперед по дороге. Лесана оглянулась. Родители, прижавшись друг к другу, словно в томительной скорби, медленно шли следом, а за ними, держа за руки ревущих молодших, брела сестра.

Но вот крефф стегнул пегую кобылку по крупу, и она перешла на резвую рысь. Родной тын стал быстро отдаляться, и последнее что увидела девушка, прежде чем дорога сделала крутой поворот — маму, прячущую заплаканное лицо на груди у отца. А потом все скрыли голые черные деревья.

Долгий путь Лесане почти не запомнился, мелькали стволы сосен, пахло землей и влагой, в угрюмых черных ельниках кое-где еще виднелись грязные корки ноздреватого снега, но ветер был теплым и солнышко пригревало. Девушка ехала молча, и спутник ее не собирался завязывать беседу. Остро переживающая разлуку с домом, дочка бортника не терзалась ни голодом, ни жаждой, на душе было пусто и всякая мысль, казалось, может породить только гулкое эхо и ничего больше. Но вот крефф удержал коня, и Лесане пришлось последовать его примеру.

— Что? — спросила она и с ужасом осознала — солнце клонится к горизонту!

Скоро ночь, а вокруг непролазная чаща и ни единого признака жилья.

От ужаса свело живот.