Надежда Тульина - Весь мир у ног

Ну ты же в него сразу и сама влюбишься! — горячо возразила Тиа. — У видишь — и с первого взгляда, на всю жизнь! Собственно, по ощущениям, насколько я могу судить, это не особенно отличается от влюбленности. Только она у драконов более определенная, сильная и глубокая. И в отличие от людей и эльфов, ошибок не бывает. Ну, не должно быть, — неуверенно закончила она, поймав мой откровенно насмешливый взгляд.

То есть мой алайя может быть совсем юным? — рассмеялась я, решив не смущать Тиа своим скептицизмом.

Ну да, скорее всего, иначе он бы тебя давно нашел. — Тиа распахнула зеленые глазищи. — Это самое интересное, знаешь, — как только младший алайя созревает, они начинают чувствовать друг друга даже из разных миров! Такие слабые сигналы на уровне ауры, драконы называют это зовом. У нас есть несколько красивых баллад об этом, — оживилась она и действительно спела мне несколько очень романтичных песен — про любовь, про поиск, ожидание…

Насколько я поняла, старший алайя в возрасте сорока или пятидесяти лет обретал крылья, младшему к этому времени должно было быть в районе двадцати. Дальше младший посылал зов, старший бросался его искать, преодолевал разнообразные трудности. Причем, насколько я поняла, самые ужасные препятствия доставались на долю тех, чьи алайи обнаруживались на Земле, месте довольно жутковатом, по представлению жителей Тас-сина. Наконец они встречались, и дальше им полагалось гарантированное счастье — с возрастом такой союз лишь крепчал, и к концу жизни некоторые пары становились практически одним целым, сливаясь друг с другом. И умирали в один день.

О, в земных сказках и песнях то же самое, — сказала я печально, — а на самом деле такие всегда ошибки, столько синяков и шишек… И самое ужасное почти всегда начинается после того, как они встречаются.

Ну, у драконов алайи на всю их длинную жизнь, и никто не жалуется. Считается, что только в паре дракон может быть счастлив. А у тебя что-то было на Земле? О-о-о, как интересно! У драконов крайне редко бывают романы вне алайи… Расскажи, — Тиа шаловливо улыбнулась, — на эльфийском!

Рассказывать свою историю я отказалась, но взамен выдала Тиа свой вольный пересказ «Отелло». Тиа горько рыдала и обещала переложить историю на стихи и музыку.

Получится страшно грустная, но очень красивая баллада, — сказала она. — Эльфы часто бывают очень ревнивы, а подозрение в неверности — это страшное обвинение, так что это жизненная история. Хотя этот твой Отелло должен был не сам душить ее, а заставить принять ритуальный кинжал. Измена — веская причина, чтобы умереть. Впрочем, не будем о грустном!

Переход к письменности меня поразил.

Руны? — Я зачарованно смотрела на знакомую последовательность футарка.

У вас такое есть? — удивилась Тиа. — Неужели на Земле пользуются для письма эльфийским алфавитом?

Ну вообще-то нет, — смутилась я. — У нас этот алфавит давно не используется для собственно письма. Руны используются для гаданий. Это считается скорее баловством. Но мне очень нравилось и иногда даже казалось, что в этом есть смысл.

Если нравилось и ты видела в этом смысл, у тебя, возможно, есть способности к прорицаниям! Это стихи- альная способность, она от магии не зависит. Редкий дар, между прочим. Я попрошу у ньеса Гаррета разрешения учить тебя нашей мантике, Сашша, вдруг ты — прорицательница? — Тиа, кажется, обрадовалась.

Гаррет не возражал, так что я занялась еще и мантикой. Вообще из всех преподавателей Тиа лучше всех расширяла мой практический кругозор, хотя и не во всем наши с ней интересы совпадали. Так, она активно пыталась приобщить меня к женским секретам своей расы. Подарила множество «полезных» безделушек — например, зачарованный гребень, который помогал держать волосы в порядке — правда, на Тиа он действовал куда эффективнее, у меня работал плохо. А вот с помощью прозрачной субстанции, оказавшейся чем-то типа тонального крема, причем почти без магии, на одних только эльфийских травах, мы с ней однажды так лихо замазали мои синяки на лице, что Гаррета едва не хватил удар — видимо, уж очень внезапным было мое преображение. Я так и не поняла, почему он так отреагировал — если верить зеркалу, я выглядела очень даже неплохо. Мой опекун бросился ко мне, схватил за плечи, всматриваясь в лицо. Разобравшись же, в чем дело, сухо приказал смыть немедленно и быстро вышел из комнаты. Мы с Тиа так и не поняли, чего это он.

В общем, эльфийка натащила мне целую груду всяких полезностей, и мой туалетный столик благодаря ее усилиям стал выглядеть так, как, наверное, и должны выглядеть женские туалетные столики — баночки, флакончики, бутылочки, кисточки, брошки-заколки-расче- ски. Меня, впрочем, эта сторона вопроса не волновала — судя по тому, что спасать меня в последний момент примчался не прекрасный принц, а ворчливый дедушка-опекун, мой алайя или еще пешком под стол ходил, или мне его не полагалось — такое редко, но случалось, согласно тем же эльфийским балладам. Время, чтобы помучиться этой проблемой, у меня еще было, так что я сосредоточилась на решении более краткосрочных задач.

Да и вообще я бы предпочла просто выучиться, найти себе потом нормальную интересную работу, жить в свое удовольствие и не зависеть ни от каких алайи. Так оно куда безопаснее, это я твердо усвоила на собственном личном опыте. Гаррет, услышав однажды наши с Тиа рассуждения на эту тему, покачал головой и ехидно заявил, что я куда больший ребенок, чем думаю.

Только ребенок может возводить свой крайне ограниченный жизненный опыт в разряд универсального правила, несса, — назидательно пояснил он в ответ на мое справедливое возмущение. — А стремление избегать нового опыта только потому, что он напоминает вам то, что когда-то причиняло боль, свидетельствует об инфантильности.

Во-первых, вы недостаточно хорошо меня знаете, чтобы судить столь безапелляционно, — взвилась я. — А во-вторых, хотела бы я знать, что же, по-вашему, будет зрелым решением в данном случае? Безрассудное повторение травмирующих попыток вплоть до гибели пытающегося? Нет уж, ньес Гаррет, здесь мое мнение сложилось, однозначно. Болезненная зависимость, которую земные и местные баллады называют любовью, не для меня. Я предпочитаю свободу, независимость и спокойствие.

И что же такого случилось в жизни столь юной нессы, что она приобрела такие стойкие убеждения? — язвительно поинтересовался дракон.

Ничего, что было бы интересно обсуждать. — Я покачала головой.

Вы очень юны, несса, только это вас и оправдывает. — Дракон, быстро заметивший, что мне неприятны намеки на мой «юный возраст», попытался меня поддеть, возможно рассчитывая разговорить. Я упрямо сжала губы и смолчала. Гаррет не настаивал, хотя взгляд его стал на мгновение очень цепким.