Мор Йокаи - Золотой человек

Ну и наконец, из окошка каюты по соседству со святой Варварой выглядывает девичья головка.

Лик девушки вполне мог бы принадлежать святой.

Бледным его не назовешь, лицо именно белое; это белизна, присущая мрамору или хрусталю и совершенно естественная, как черный цвет лица у абиссинцев или желтый - у малайцев. Белизна, не затуманенная примесью какого бы то ни было иного цветового оттенка, не уступающая румянцу ни под порывами встречного ветра, ни под упорными взглядами мужчин.

Правда, девушке, наверное, лет тринадцать, она еще дитя; однако высокая гибкая фигура и строгое, как у статуи, лицо с безукоризненными античными чертами наводят на мысль, что ее мать, должно быть, подолгу заглядывалась некогда на лик Венеры Милосской.

Густые черные волосы ее отливают металлическим блеском подобно оперенью черного лебедя. Но глаза у нее синие. Длинные, тонко очерченные брови почти сходятся на переносице; такие сросшиеся брови придают лицу какую-то магическую власть. Две тонкие, сросшиеся воедино полоски словно черный орел на лбу святого лика.

Девушку зовут Тимея.

Теперь мы представили всех путешественников "Святой Варвары".

Судовой комиссар, протрубив на берег команды и замерив глубину с помощью свинцового грузила, старается улучить время, чтобы - оборотясь к святому образу - поговорить с девушкой.

Тимея понимает только по-новогречески, а судовой комиссар бегло изъясняется на этом языке.

Он рассказывает девушке о красотах этого края: красотах грозных, таящих опасность.

Белое лицо, синие глаза не меняют своего выражения, но явно внимают его речам.

И все же судовому комиссару кажется, что внимательный взор этих синих глаз устремлен не на него, а на фиалки, что благоухают у ног святой Варвары. Он срывает одну из них и протягивает девочке: что ж, пусть слушает, о чем говорят цветы.

Рулевой видит все это со своего места и не одобряет поступков комиссара.

- Чем обрывать цветы у святого образа, - ворчит он скрипучим голосом, - да девчонкам раздавать, лучше бы зажгли освященную вербу у лампады. Ежели богу угодно будет, чтобы мы налетели вон на того каменного идола, то тут нас и сам Иисус Христос не спасет. Пронеси господи!

Это заклинание Янош Фабула произнес бы даже будь он наедине с самим собой, но поскольку рядышком находился "блюститель" и слышал его слова, то между ними возник диалог.

- А с чего это вам приспичило аккурат в такую бурю плыть через Железные Ворота?

- С чего приспичило? - переспросил Янош Фабула, придерживаясь доброго обычая: дабы хорошенько обдумать свои слова, прежде хлебнуть из оплетенной фляжки. - А оттого, что надобно нам поторапливаться. Груза на корабле - десять тысяч мер чистой пшеницы. В Банате 3 3 Банат - историческая область в междуречье Тисы, Муреша и Дуная. По Трианонскому мирному договору 1920 г. разделена между Румынией и Югославией пшеница не уродилась, а в Валахии урожай выдался отменный. Надо доставить ее в Комаром. Сегодня Михайлов день, ноябрь на носу; ежели не поторопиться, то замерзнем в пути.

- Неужто вы думаете, будто Дунай в ноябре замерзнет?

- Я не думаю, а знаю. В комаромском календаре так сказано. Не верите - взгляните, он у меня над койкой висит.

"Блюститель" еще глубже укутал нос в башлык и в сердцах сплюнул за борт табачную жвачку.

- Некстати сейчас плевать в Дунай, река этого не любит. А что до предсказаний комаромского календаря - не извольте сомневаться. Аккурат десять лет тому напророчил, что в ноябре ударят морозы. Ну, я с кораблем и торопился к дому, тогда я тоже на "Святой Варваре" плавал. Вот уж потешались все надо мной! А потом 23 ноября как случился враз ледостав, так половина судов и вмерзла - кто у Апатина, кто у Фулдвара. Тут уж настал мой черед смеяться. Господи, спаси и помилуй! Э-эй, навились на весла!

Яростный шквал вновь обрушился на корабль. От усердных стараний удержать прав́ило по лицу рулевого стекали крупные капли пота, но ему не требовалась подмога. За усилия он вознаградил себя глотком палинки, отчего глаза его еще более налились кровью.

- Только бы нам благополучно миновать этот риф. Пронеси, господи! - молит он, а сам усердствует, не щадя сил. - А ну, парень, работай веслом, да поживее! Только бы обогнуть эту скалу!

- Обогнем эту, а там другая на пути появится.

- За ней - третья, а там и тридцать третья, и всякий раз держи за щекой монетку звонаря, потому как все время одной ногой в могиле стоишь!

- Вот что я вам скажу, уважаемый, - произносит "блюститель", вытащив изо рта всю порцию табачной жвачки. - Сдается мне, ваше судно не только пшеницу везет.

Янош Фабула, заглянув под башлык в лицо собеседнику, пожимает плечами.

- Мне-то не все ли равно? Ежели на судне спрятана контрабанда, то в карантине не застрянем по крайности: раз-два, и плыви себе дальше.

- Это как же?

Рулевой сделал выразительный жест, как бы заведя полную пригоршню за спину, и "блюститель чистоты" громко расхохотался, сразу смекнув, что сие означает.

- Нет, вы только посмотрите, - заговорил Янош Фабула, - с тех пор, как я тут проходил в последний раз, течение опять изменилось. Не пусти я сейчас судно по ветру, и запросто можно угодить в новый водоворот, что под "Скалой влюбленных" образовался. Видите, бок о бок с нами все время плывет старая белуга? Вот ведь чудище адское и здоровенная какая, пудов на тридцать будет, не меньше. Коли эта злобная тварь вздумала с кораблем наперегонки состязаться, только и жди беды, помилуй нас, господи! Уж хоть бы подплыла поближе, всадил бы я ей гарпун в спину. С нами крестная сила! А комиссар нет чтобы погонщикам сигнал подать, знай себе с гречанкой язык чешет. Да и барышню эту не к добру занесло на нашу посудину. Стоило только ей на бот ступить, враз северный ветер задул, да так и не стихает. Ох, не к добру это, точно вам говорю. Лицо у ней белое, словно это и не девка живая, а дух какой. И брови, как у ведьмы, сросшиеся... Господин Тимар, погудели бы вы погонщикам!

Но господин Тимар и не подумал браться за рожок: он рассказывает белоликой барышне волшебные легенды о скалах и водопадах.

Ведь начиная в Железных Ворот и вверх вплоть до самой Клиссуры о каждом утесе, о каждой пещере по обоим берегам, о каждом рифе, острове, водовороте сложена своя история, легенда, народное сказание или разбойничья песня; о них рассказывают произведения мировой литературы или высеченные на скалах письмена, песни народных певцов и устные предания корабельщиков, это поистине библиотека, обращенная в камень: названия скал подобны корешкам книг - кто сумеет раскрыть их, прочтет целые романы.

Михай Тимар превосходно ориентируется в этой библиотеке, ведь он с доверенным ему судном не раз проходил из конца в конец весь путь через Железные Ворота, для него любая скала, любой остров - как открытая книга.