Джек Лондон - Сивашка

Но этот номер не прошел, так как все вокруг меня начали гнусаво распевать: «Киллисну! Киллисну!»

— Почему Киллисну? Что Киллисну? — спросил я.

— А Киллисну сделалась теперь третьей клух вождя, — завопили они. — Третья клух!

Я подскочил на месте и поглядел на вождя. Он кивнул головой и горделиво выпятил грудь.

— Она ни в коем случае не может быть твоей клух! — важно сказал я. — Нет, она не будет твоей клух, — повторил я, видя, что он весь почернел и начал поигрывать своим охотничьим ножом.

— Посмотри! — снова крикнул я и стал в позу. — Ведь я великий знахарь! Последите все за мной.

Я снял рукавицы, засучил рукава и сделал с полдюжины пассов в воздухе.

— Киллисну! — воскликнул я. — Киллисну! Киллисну!

Я занялся колдовством, и это начало оказывать на них свое действие. Все глаза были прикованы ко мне, и поэтому никто не обратил внимания на то, что Тилли исчезла. После того я еще три раза позвал Киллисну, подождал и снова три раза позвал ее. Все это я делал для того, чтобы придать всему фокусу побольше таинственности и чтобы побольше напугать их. Вождь Джордж никак не мог догадаться, к чему я клоню, и хотел прекратить эту чепуху, но шаманы предложили ему подождать немного, желая увидеть, на что я способен, и обещая ему, во всяком случае, превзойти меня. К тому же он был довольно суеверный тип и очень боялся магии белого человека.

И тогда я длительно и мягко, чисто волчьим позывом позвал Киллисну и звал ее так долго, пока все женщины не задрожали, а мужчины не насупились.

— Смотрите!

И я прыгнул вперед, подняв палец в сторону скво (ведь вы знаете, что женщин всегда легче убедить, чем мужчин!). Я несколько раз повторял: «Смотрите!» — и весь подавался вперед, точно следя за полетом какой-то птицы в воздухе. Все выше, все выше… Я задирал голову вверх до тех пор, пока, казалось, мои глаза уже ничего больше не видели в небе.

— Киллисну! — сказал я, смотря на вождя Джорджа и снова указывая в небо. — Киллисну!

И вот, дружище, клянусь всем святым на земле и в небе, что мое колдовство удалось мне вполне. Во всяком случае, добрая половина этих дураков была уверена в том, что Киллисну действительно скрылась в небесах. Впрочем, я думаю, что в то время, как они пили в Джуно мое виски, они видели еще более замечательные вещи. Почему бы мне было не проделывать таких чудес, раз я продавал им злых духов, закупоренных в бутылках? И если они верили этому, то легко могли поверить и всему другому. Некоторые женщины в испуге закричали, а все остальные тихо перешептывались.

Тут я сложил на груди руки, высоко поднял голову, и они все отступили от меня. Как раз приспело время мне улетучиться, но тут вождь крикнул:

— Хватайте его!

Трое-четверо направились было в мою сторону, но я ловко увернулся, и сделал несколько пассов, точно имея в виду отправить их вслед за Тилли, и указал им на небо. Как они смеют прикоснуться ко мне? Да ни за что на свете я не позволю им этого святотатства! Начальник Джордж еще раз указал им на меня, но никто из них не тронулся с места. Тогда он попытался единолично забрать меня, но я повторил свои фокусы и сразу же отшиб у него желание приблизиться ко мне.

— А ну-ка, пусть ваши шаманы попробуют проделать те же чудеса, что я показал вам! — вызывающе сказал я. — Пусть они попробуют спустить Киллисну с неба, куда я отправил ее.

Но знахари прекрасно знали границы своих возможностей и стыдливо молчали.

— Ну, в таком случае пожелаю вам, чтобы дети ваши рождались так же быстро и густо, как лосось мечет свою икру! — сказал я, готовясь улизнуть. — Пусть долго и прочно высится в воздухе тотем вашего племени! И пусть никогда не прекратится дым, подымающийся над вашим лагерем.

Если бы эти босяки видели, какого стрекача я задал, когда бежал вдоль берега, направляясь к лодке, то они, наверно, подумали бы, что мое волшебство проделало какие-то шутки со мной самим. Тилли поддерживала теплоту своего тела тем, что рубила лед вокруг лодки и делала все необходимые приготовления к тому, чтобы мы немедленно могли сняться с места. Господи боже мой, как мы неслись вперед!

Подлый порывистый таку завыл по-прежнему, и по-прежнему же вокруг нас и чуть ли не на нас замерзала вода. Пришлось спустить все паруса, я сидел на руле, а Тилли все время рубила лед. Таким манером мы проработали полночи, пока, наконец, мне не удалось провести наш шлюп к острову Норкюпайне, где, дрожа от страшного холода, мы вышли на берег. Все было мокро, одеяла тоже промокли насквозь, и бедняжке Тилли пришлось сушить спички на собственной груди.

Таким образом, старина, вы сами видите, что я достаточно знаю про то, что касается женщин. Семь лет, Дик, целых семь лет мы прожили с ней как муж и жена, вместе делили радость, вместе знавали горе. Вместе плавали, вместе и торговали. А затем однажды, посреди зимы, она умерла, — умерла от родов в Чилкуте. В последние минуты своей жизни она не выпускала моей руки, а в это время лед уже трещал снаружи и холод пробирался в нашу хижину и морозом оседал на окнах. Снаружи — заунывный плач одинокого волка и тишина, а внутри — смерть и тишина. Вам никогда, Дик, до сих пор не приходилось слышать тишину, и дай Бог, чтобы и впредь не пришлось слышать ее, сидя у постели умирающего. Можно ли ее слышать? Конечно, можно. Ее дыхание звучит, как сирена, а сердце стучит, стучит, стучит, точно прибой о морской берег.

Да, Дик, это была сивашка, но настоящая женщина! Душой, Дик, она была белая, совсем белая. В один из последних дней своих она сказала мне следующее:

— Сбереги, Томми, мою перинку и храни ее всегда.

Я обещал ей это. Тогда она открыла глаза, полные муки, и продолжала:

— Томми, я всегда была хорошей женой для тебя, и вот почему ты должен мне кое-что обещать… — Казалось, слова застревали в ее горле. — Ты должен обещать мне, что если женишься, то женишься непременно на белой. Не надо больше сивашек, Томми, не надо, я прошу тебя. Я знаю, что говорю. Теперь в Джуно имеется много белых женщин, я знаю. Твои единоплеменники называют тебя «мужем скво», а их жены при встрече отворачивают головы и не пускают тебя, как всех остальных мужчин, в свои хижины. А почему? Только потому, что твоя жена — сивашка! Разве же это не так? И это нехорошо. И вот почему я умираю. Обещай мне сделать то, о чем я прошу тебя. Поцелуй меня в знак того, что ты исполнишь мою просьбу.

Я обещал ей это, и она слегка вздремнула, шепча:

— Так будет хорошо! Так будет хорошо!

В последние минуты она была так слаба, что мне приходилось наклоняться к самым ее губам, когда она говорила.

— Смотри же, Томми, не забудь про перинку!

И она умерла, умерла от родов на станции Чилкут.

Новый шквал страшно потряс палатку и чуть-чуть совсем не опрокинул ее. Дик снова набил свою трубку, а Томми взял чайник и отставил его в сторону, на тот случай, если Молли все-таки вернется.