Анна Гаврилова - Соули. В объятиях мечты

А потом, когда двери карцера вновь отрезали меня от всего мира, я совершила огромную глупость…

Много лет назад, задолго до того, как Мила с Линой прочли журнальную статью, посвященную подвигам верилийских разведчиков, и целую неделю увлекались разгадыванием тайн, составлением досье на подружек и прочими приличными моменту глупостями, Линар показал мне один шифр.

То есть как показал? Он, как и подобает десятилетнему мальчишке и будущему великому магу (а в том, что Линар станет великим магом, ни он, ни я не сомневались), решил освоить особое искусство, дабы прятать свои секреты и небывалые открытия от чужаков. Я чужаком не была, я была единственным доверенным лицом, которому следовало научиться читать тайные послания, а в идеале шифровать самой. Все было просто. Линар ничего не выдумывал, способ он вычитал в каких-то покрытых метровым слоем пыли хрониках.

– Так поступал один из выдающихся магов древности, – увлеченно шептал брат. – И его шифр не могли разгадать несколько веков.

– Но теперь-то его разгадали, – хмурилась я, по привычке накручивала на палец кудряшку.

– Соули, не смеши! Про него давно все забыли! Даже наш профессор не вспомнил, а я спрашивал!

– Ну…

Так и не дождавшись моего одобрения, Линар извлек из кармана небольшое зеркальце и приставил к листу бумаги.

Лист этот меня ужасно нервировал – брат вручил его накануне вечером и велел прочесть. Мне бы отказаться, но гордость взыграла. Как же! Я ведь отличница, а гувернантка меня самой умной девочкой называет! Но только послание разобрать не сумела и едва не лопнула от обиды. Зато теперь, глядя на отраженные в зеркале строчки, я все-все поняла. До буковки!

Сама писать шифровки так и не научилась, а через полгода и Линару эта тема наскучила. Я была уверена, что брат оставил затею, но дневник убеждал в обратном. Нечасто, но среди рассуждений о магии, формул заклятий и рисованных схем попадались совершенно нечитаемые записи. Почему-то сразу решила – это о личном. Про те самые чувства и планы, которыми принято делиться только с дневником. Читать не хотела. И вовсе не потому, что некрасиво, просто… такой поступок сродни предательству. Вот только рука сама потянулась к зеркалу – его секретарь принес еще утром, а разум нашел оправдание: что, если тут зашифровано нечто, способное помочь в поисках Линара? Нечто, способное оправдать кражу артефактов и побег из академии? Нечто, что его спасет…

Я поднесла зеркало к первой из зашифрованных записей и прочла:

«Дорогая Соули, я бесконечно несчастен.

Этот паршивый аристократ совсем проходу не дает. Сегодня он замещал профессора Дазорорта, объяснял нашей группе принцип построения элементарного щита. А на обеде, когда я только-только набрал поднос, атаковал. Без предупреждения! Конечно, закрыться я не успел. Конечно, эта проклятая тыквенная каша вылилась на мантию. Конечно, весь факультет боевой магии ухохотался. А этот урод отряхнул руки и заявил, что на правах замещающего ставит мне неуд.

Ненавижу его. Просто ненавижу».

Я недоуменно нахмурилась, перевернула страницу. Потом еще одну, третью, четвертую… Следующая шифрованная записать нашлась перед заголовком «Природа боевого умертвия. Теор. осн.».

«Дорогая Соули, я опять с дурными новостями.

Сегодня были на полевых занятиях, учились пробивать защитный контур третьего уровня. Скрывать не буду, мне эта тема дается трудно, там нужны навыки боевика, а у меня с разрушением не очень, даже когда усиление использую. Но я пробил. Пробил с первого раза! И кто, по-твоему, решил опровергнуть мой результат?

Правильно, сестричка. Наш надменный даориец.

Он посчитал прежний контур неправильным. Мол, не будь ошибки в построении, я бы ни за что не пробил. Пришлось пробовать опять, только контур, который построил даориец, не к третьему уровню относился! Это был четвертый!

Я пытался доказать профессору Рупи, но тот даже слушать не стал».

От этих слов сердце споткнулось и замерло, а я… я больше не раздумывала, читала все подряд.

«Милая сестричка, даориец по-прежнему невыносим.

Знаешь, что вытворил сегодня? Он пригласил на свидание Дафну. Ту самую, о которой я в письме рассказывал. Знаю, это недостойно мужчины, но мне больно.

А хуже всего то, что он не испытывает к ней интереса. Это месть. Просто месть».

«Соули, я, видимо, с ума схожу.

Я не сдержался и атаковал Райлена во время занятия. Проклятый даориец даже не поморщился, когда отбивал удар. Я ждал ответной атаки, я ждал, что он поступит как мужчина, но Райлен побежал к декану. Теперь издевается, намекая – аспирантура мне не светит».

«Дорогая Соули, сегодня мы пробовали призыв духа. Чужого, разумеется, – кровников на академическом полигоне не водится.

Я показал лучший результат, профессор Дазорорт аплодировал. Есть вероятность, что у меня талант к редчайшему из искусств – к некромантии. Завтра иду к ректору».

«Дорогая сестра!

Сегодня я отправил тебе письмо. Я рассказываю о своих успехах, пишу – все хорошо. Ты никогда не узнаешь, что это ложь, потому что… Соули, милая, тебе нельзя знать правду. Иначе опять слезы в три ручья и десятки обнадеживающих писем. Я люблю твои письма, но ты ошибаешься, когда называешь меня самым лучшим».

«Соули, все плохо.

Сегодня даориец с дружками подкараулил на выходе из корпуса. Знаю, разбитая губа и сломанное ребро не повод для грусти, но… противно. Просто противно.

Зато у меня все-таки есть шансы поступить в аспирантуру. По универсальной магии больше «уда» не набираю, но ректор в восторге от моей некромантии. Мне удалось создать новый тип подчиняющего зелья. Приеду на каникулы – продолжу исследования дома».

Следующая запись была сделана по дороге в академию. Об этом свидетельствовал очень нестройный почерк и несколько клякс.

«Дорогая сестра, ну вот нам снова пришлось расстаться.

Знаешь, теперь я действительно верю, что смогу поступить. Я справлюсь. Я со всем справлюсь!

Я не стал тебе рассказывать, но теперь у меня есть неоспоримое преимущество, помощник, о котором даже мечтать не мог.

И с даорийцем (правда, ты о нем знать не знаешь) справлюсь. Хотя, если честно, надеюсь, что в нем проснется совесть и после поступления в аспирантуру он от меня отвяжется. Урод.

Кстати, не забудь – ты обещала держать за меня кулаки. Ты будешь моим талисманом, Соули».

Про кулаки я помнила, словно это было вчера. Ведь действительно обещала и действительно держала, весь экзаменационный день.

Новая запись была выполнена еще более корявым почерком, но причина заключалась не в дорожной тряске – в похмельном синдроме.

«Соули, сестричка, это невероятно! Мы с даорийцем заключили мир! Эта благородная сволочь все-таки признала мой талант!