Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа

Фотографии на стене. Супруги Крамаренко в лесу. Они же на море. Еще снимок: улица, много людей, на переднем плане – Крамаренко. Напоминание о прошлом. Впереди – уже ничего. Это все, что успели прожить вместе.

– Как это случилось? – спросил Удалов.

Он спрашивал, как погиб ее муж, и это было бестактно и даже жестоко, но он иногда бывал жесток и не стыдился этого потом – так было нужно.

– Сашу застрелили. Здесь, прямо в доме. Он вошел в подъезд, и возле лифта, наверное, его поджидали.

– Кто?

– Не знаю. Милиция ищет, но такие случаи безнадежны, мне сразу сказали.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет.

– И ничего такого не можете вспомнить, из-за чего кто-то мог решиться на убийство?

– Ничего, – сказала вдова и заплакала.

У нее сейчас было некрасивое лицо. Совсем не такое, как на фотоснимках. Несчастье уродует – и душу и лик.

– Где он работал? – спросил Удалов.

– В одной фирме. Торговля видеотехникой, что-то вроде этого, – ответила сквозь слезы Крамаренко.

– Кем?

– Охранником. Я же уже рассказывала об этом.

Она, наверное, приняла гостей за сотрудников милиции.

– Мы не из милиции, – сказал Удалов.

Крамаренко подняла залитое слезами лицо.

– Мы работаем в организации, в которой когда-то работал и ваш Александр. Вы знаете, кем он был раньше?

– Он служил в какой-то спецгруппе. Он почти ничего мне не рассказывал.

– Мы его коллеги, – сказал Удалов. – Совсем недавно встречались с ним, и вдруг – эта нелепая смерть.

Крамаренко опять заплакала. Удалов замолчал и долго рассматривал фотографии на стене.

– Извините, – сказала вдова. – Мне так тяжело…

– У него были какие-либо неприятности в последнее время?

– Я не поняла.

– На работе у него все было нормально?

– Да.

– Он не говорил, что там стало опасно, что у них могут быть осложнения?

– Нет.

– Ему кто-нибудь звонил домой? Или, может быть, он с кем-нибудь встречался?

– Встречался.

– С кем? – вскинулся Удалов.

– С людьми из той самой спецгруппы.

– А-а, понятно, – протянул Удалов. – Еще были какие-нибудь встречи?

– Нет.

– Вы так уверенно говорите…

– Саша всегда мне рассказывал, кого видел, с кем встречался.

– Вы когда-нибудь слышали от него такую фамилию – Воронцов?

– Нет.

– А Кочемасов?

– Нет.

– Когда вы с ним познакомились?

– Примерно год назад.

– Он тогда еще служил в спецгруппе?

– Нет. Он уже перешел в охрану фирмы, где и работал до последнего дня.

Так и должно было быть. В том, первом, составе «Антитеррора» тоже, наверное, бойцам запрещали вступать в брак.

– Я бы могла угостить вас чаем.

– Спасибо, не откажемся.

Крамаренко вышла из комнаты.

– На работе у него все было нормально, он ни с кем, кроме нас, не встречался, ни с кем не беседовал по телефону, – негромко произнес Удалов, словно подводя итог. – Его убили из-за причастности к делу Воронцова. Из-за того, Андрей, что мы его фамилию назвали Аникину.

Дружинин опешил. Сидел и молча смотрел на командира. И способность говорить к нему вернулась лишь спустя некоторое время.

– Вы думаете, что в комиссии Аникина есть кто-то, кому была выгодна смерть Крамаренко?

– Нет, это чушь, конечно, – невесело усмехнулся Удалов. – Я о другом говорю, Андрей. Когда ты разговаривал с Аникиным, телевизионщики все снимали. А потом все это показали по телевизору, на всю страну. Тот, кому это было нужно, увидел и запомнил. И поспешил сделать выводы.

Удалов вздохнул, поднялся со стула и прошелся по комнате.

– Напрасно мы такой шум подняли, – сказал он, остановившись перед фотографиями и задумчиво их разглядывая. – Надо было поосторожнее. Гибель Крамаренко на нашей совести. – Он подумал и поправился: – На моей. Теперь информацией не делиться! Никакой и ни с кем!

– И даже с Аникиным?

Удалов помолчал.

– Даже с Аникиным! – решил он. – Его комиссия сейчас у всех на виду, и те, кто заинтересован в том, чтобы похоронить дело Воронцова, весьма внимательно, наверное, приглядываются к ее деятельности. Могут подослать к ним своего человека или техническими средствами записывать и снимать информацию – мало ли способов! Зачем же мы будем их снабжать фактами и именами? Про Крамаренко только успели упомянуть – и вот тебе результат. Теперь будем тихо себя вести, Андрей.

Удалов вдруг осекся и подошел поближе к одной из фотографий. В эту минуту в комнату вошла вдова Крамаренко.

– Что это у него? – спросил Удалов и показал на снимок пальцем.

На фотографии супруги Крамаренко в купальных костюмах стояли по колено в воде и щурились от ослепительно яркого южного солнца.

Вдова всмотрелась и сказала со вздохом:

– Это у него шрам от раны.

– От раны? – обернулся Удалов. – Где он был ранен? На службе?

– Нет, это у него с самого детства. Он детдомовский, там ведь дети без присмотра. Как-то мальчишки затеяли игру в мушкетеров, и Сашу кто-то из ребят поранил железным прутом.

– Это он сам вам рассказал?

– Да.

– А что за детдом?

– В Твери. Тогда город еще Калинином назывался.

– Понятно, – сказал Удалов и вернулся к столу. – Кстати, Саша вам когда-нибудь показывал значок? Красивый такой, переливается…

– «Антитеррор»? – уточнила Крамаренко.

Удалов внимательно на нее взглянул:

– Вы видели его?

– Да, Саша показывал.

– А где он сейчас, этот значок?

Вдова задумалась.

– А его нет, – сказала она несколько растерянно после паузы. – Саша его всегда носил с собой, и в тот день… – Запнулась. Значит, в день убийства. – В тот день… когда Саша погиб… он тоже, наверное, был с ним. Мне его вещи вернули – деньги, часы, – но значка не было.

Похоже, она только сейчас вспомнила о значке.

– Может быть, все-таки где-то дома? – спросил Удалов.

– Нет. – Крамаренко печально качнула головой.

Они еще продолжали беседу, но Дружинин уже видел, что разговор стремительно катится к финалу. Удалов явно думал о чем-то своем и иногда даже отвечал невпопад. И в машине, когда они возвращались на базу, был задумчив и молчалив.

На город опускалась ночь. Остановились перед светофором, который залил капот их машины кроваво-красным светом.

– У него очень интересное ранение, – сказал задумчиво Удалов, и Дружинин понял, что речь идет о Крамаренко, о том самом снимке, где море и яркое солнце. – Очень характерное.

Он повернул голову и посмотрел на Дружинина.

– Огнестрельное. Я таких насмотрелся в своей жизни, уж ты мне поверь.

Светофор перемигнулся на зеленый. Удалов тронул машину с места.

– Ты съезди завтра в Тверь, Андрей. Поговори с детдомовскими воспитателями. Не верю я, что Крамаренко прутом проткнули. Что-то здесь не то.

У Дружинина с собой не было никаких документов, только голографический значок бойца «Антитеррора». Его он и показал заведующей детским домом. Показал и тут же спрятал в карман. Женщина вряд ли что-то успела там разобрать.