Дмитрий Емец - Самый лучший враг

Под влиянием ночи у Брунгильды обострилась мнительность. Она тащилась еле-еле, пугливо глядя на светофоры. Попутно задавала сама себе вопросы и сама же на них отвечала:

– Я спокойна! Я совершенно спокойна! Так! Куда я еду? Я еду к «Дмитровской»! А где «Дмитровская»? А этого я пока не знаю! А чего хочет от нас этот знак? Этот знак хочет, чтобы мы кого-нибудь пропустили!

Варсус собрался было поторопить Брунгильду, но Дафна шепнула, чтобы он сидел тихо, если хочет куда-то доехать. И точно, через несколько минут Брунгильда постепенно осмелела. Поначалу это выразилось в том, что она совершила осторожный обгон стоящего асфальтоукладчика. Затем, рискованно закусив губу, обогнала на пустой улице медленно едущий трактор. Прежде даже, чем трактор остался позади, глаза у Брунгильды победно вспыхнули. Отшвырнув пачку гигиенических салфеток, которыми она протирала все подряд, Брунгильда издала торжествующий вопль и, сбросив обувь, босой ногой, вдавила газ в пол. Варсуса, Дафну и Мефодия притиснуло к спинкам сидений.

Гоня как на пожар, валькирия каменного копья развернулась через две сплошные, скатилась под горку через кустарник и, наплевав на натыканные повсюду камеры, обогнала даже самого Вована, отстав только от Эссиорха. Здесь Брунгильда опять чего-то испугалась, нашарила салфеточки, проглотила семь гомеопатических шариков и, жалуясь, что у нее замерзла босая нога, потащилась черепахой, пропуская велосипедиста, который собирался выехать из дому только через час.

Тем временем Ирка с Багровым, Прасковья, Шилов и Зигя были уже на месте. Телепортация прошла нормально, хотя из-за перегруза, вызванного слишком упитанным Зигей, пространственный канал вздумал исказиться и выбросил Ирку с Багровым на крышу длинного сталинского дома. При этом Багров материализовался на метр выше Ирки и, так как закона всемирного тяготения никто не отменял, свалился ей на голову.

– Прости, пожалуйста! Я, кажется, тебе шею сломал! – извинился он.

– Это ты прости! Я, кажется, чисто случайно вместо себя рунку подставила! – отозвалась Ирка.

Распахнув слуховое окно, они проникли в голубиное царство чердака и добрались до ведущего в подъезд люка. Хиленький замочек крякнул и осыпался, превращенный Матвеем в песочное пирожное. Цепляя стены рункой, Ирка стремительной кометой скользнула по лестнице. Тренькнули колокольчиком створки лифта. Сзади со своим палашом несся Багров, воинственный, как рыжий муравей. И вот уже входная дверь, всхлипнув, выдохнула их на улицу.

– Ага! Дмитровка! – узнала Ирка. – Это не тут у одной девицы из Тибидохса разбилась бутылка с бесконечной водой?

Матвей вспомнил, как по шоссе, вращаясь в пузырях газировки, проплывали машины, а ученица темного отделения Тибидохса сидела на подоконнике, свесив на улицу ноги, и красила себе ногти. Как она потом написала в объяснительной, это была ее обычная реакция на шок.

Рядом что-то полыхнуло. Задержавшийся в изгибах пространства Зигя вышагнул из сияющего шара первым и заботливо поймал на одну ладонь маму Прасковью, а на другую – друга детства Витю Шилова.

– Вот почему я всегда хотела иметь детей! – сказала Ирка, сравнивая это со свалившимся ей на голову Багровым.

– Ага. Но как-то больше на словах, – парировал Матвей.

Не теряя времени, он уже осматривался, выясняя, где идет бой.

У выхода из станции метро «Дмитровская», там, где на шоссе притулились многочисленные «быстропиты», в стремительно темнеющем небе сверкали частые молнии. Несколько перевернутых большегрузных трейлеров перегораживали шоссе. Все новые и новые автомобили, визжа тормозами и сталкиваясь, пытались развернуться. Из других машин выскакивали и разбегались люди. Навстречу Ирке с круглыми от ужаса глазами пронеслась женщина. За ней, подпрыгивая, спешили два карапуза. Младший восторженно орал старшему:

– А ты говолиль, монстлов не бывает!

– Ты еще скажи – чудовище Франкенштейна бывает! – упрямо крикнул на бегу старший и, пытаясь оглянуться, врезался головой в живот иссеченному шрамами Зиге. – А-а-а… Монстр!!!

Вопль этого сомневающегося мальчугана Ирка запомнила надолго. Это был, так сказать, первый шаг к вере – глас абсолютного сомнения, получившего наконец свое разрешение.

Зигя тоже очень испугался и с криком «Монстл!» побежал в другую сторону. Прасковья отловила его и потащила за собой. Гигант покорно брел за мамулей, попутно боясь монстров. Изредка он переставал бояться, присаживался на корточки и, глядя на обледеневший асфальт, грустно сообщал, что мурашиков нету.

Над домами Ирка углядела две боевые двойки златокрылых. Выстроившись в круг, златокрылые пикировали и атаковали кого-то маголодиями. Маголодии били в асфальт, высекая сухие искры. В ответ им снизу, кувыркаясь, летели автомобили, от которых златокрылые увертывались, резко меняя направление полета.

У Ирки на глазах навстречу стражам света, мигая синим маячком, в небо полетела полицейская машина. Один из златокрылых, уклонившись, подстраховал падающий автомобиль маголодией и по широкой дуге перенес его на крышу проезжавшей по мосту электрички. Так состав и унесся, завывая и полыхая проблеском.

– Ишь ты! Поезд с мигалкой! Теперь на рельсах все будут дорогу уступать! – сказал Багров, пытаясь высмотреть, кто сражается со златокрылыми.

Прячась за машинами, они перебегали всё ближе к шоссе. Посреди перегородивших проезжую часть трейлеров перемещалось нечто громоздкое, неуклюжее, словно вылепленное из остывшей лавы. Однако остывшей эта лава была только снаружи. Всякий раз, как в кожу существа ударяли штопорные маголодии, кожа лопалась и проступало нечто алое, кипящее, похожее на раскаленный металл.

Точно в беспамятстве, существо делало несколько шагов. Перемещалось оно быстро, хотя и сильно хромало, стараясь не наступать на левую ногу. Ниже колена левой ноги лава никак не могла застыть. Вырывалась, дымилась, стекала густой раскаленной массой. Существо озиралось, пытаясь понять, где оказалось. На дома вокруг, на шоссе, на мост смотрело с недоумением. Узкие алые глаза его вспыхивали. Чудовище кричало, ударяло по асфальту кулаком – и опять, атакуя златокрылых, в небо летели машины. Потом оно замирало с рассеянным выражением на лице, точно вслушиваясь во что-то, происходившее у него внутри. Ревело. Опять бросалось всё ломать и крушить. Это был гнев, но гнев, лишенный последовательности. Сквозь него проступали одиночество и растерянность.

Ирка перебежала к рекламному щиту. В щите, пробив его, застряла автомобильная дверь, причем застряла так, что можно было выглядывать наружу прямо через ее частично сохранившееся стекло. За тем же щитом прятался и Шилов. Край гибкого меча полз за ним по асфальту как змея.