Светлана Замлелова - Александр Алехин. Партия с судьбой

Что ж, мотив налицо: Эйве мог ненавидеть Алехина, навсегда поставившего его в унизительное положение, и понимать, что выиграть у него матч он, скорее всего, не сможет. Кроме того, Алехин одним своим существованием всегда бы напоминал Эйве об участии в организованных немцами состязаниях, то есть о том, о чем Эйве, возможно, предпочел бы забыть. Ради титула и мести он мог попытаться дискредитировать Алехина и лишить его звания чемпиона мира, но когда понял, что это не удастся, когда узнал, что уже ведутся переговоры с Ботвинником, приехал в Португалию и подкупил, например, официанта отеля «Парк», чтобы тот добавил Алехину цианид в кофе.

Это, конечно же, не обвинение, это всего лишь версия в ряду прочих. Мы рассматриваем самые разные версии и пытаемся понять: какая из них наиболее убедительна и каким может быть мотив убийства. А мотив может быть совершенно любым — от личной неприязни до политической борьбы. Вспомним, например, о Фултонской речи Черчилля, после которой мир приготовился к новой войне. Во всяком случае, США собрались противостоять СССР. И вдруг какой-то матч в Лондоне с участием советского шахматиста. Разве это не поспособствует сближению Великобритании и Советского Союза? Во всяком случае, такие мероприятия только противодействуют антисоветской пропаганде и не позволяют убедить население в чудовищности коммунизма. В льстивой по отношению к США Фултонской речи Черчилль посетовал, что «на картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям». «Англосаксонская версия»появилась именно в связи с новым противостоянием, наметившимся между Западом и Россией. С. Н. Ткаченко почему-то предупреждает своих читателей: «Предвижу, что версия убийства Алехина западными спецслужбами многим покажется неправдоподобной. Но не спешите с полным ее игнорированием». Ну почему же! Эта версия представляется как раз таки более убедительной, чем убийство шахматного короля плановиками-синтетиками из НКВД. Заметим, что для Ткаченко «чекистская версия» стала приоритетной. И несмотря на всю ее абсурдность, исследователю она не кажется неправдоподобной. Происходит это в тех случаях, когда исследователь не ищет истину, а притягивает за уши факты, чтобы доказать уже известный ему вывод. А ведь П. А. Судоплатов отнюдь не был одинок в Европе и мире — все известные и сильные разведки занимаются диверсионной деятельностью, уничтожая врагов на чужих территориях. Конечно, матч Алехина с Ботвинником в Лондоне мог быть попросту не допущен или отменен. Но как быть с Фултонской речью? Ведь Черчилль ясно сказал, что «мы должны неустанно и бесстрашно провозглашать великие принципы свободы и прав человека, которые представляют собой совместное наследие англоязычного мира. <���…> Таково послание британского и американского народов всему человечеству. Давайте же проповедовать то, что мы делаем, и делать то, что мы проповедуем». Получается, отменить матч нельзя — это значило бы ограничить свободу, то есть делать отнюдь не то, что проповедуется. Но и допустить матч нельзя — такое событие может привлечь слишком пристальное внимание и стать настоящим праздником, сродни встречи на Эльбе. А это сейчас уж совсем ни к чему. Не проще ли убрать неудобного чемпиона, чтобы не допустить никакого сближения с Советами?.. Учитывая, что Португалия с Великобританией давние и хорошие подружки — даже Черчилль в Фултонской речи отметил: «Наш союз с Португалией действует с 1384 года и дал плодотворные результаты в критические моменты минувшей войны…» — то сложностей с подготовкой операции не должно было быть. Словом, «англосаксонская версия» выглядит наиболее правдоподобной и мотивированной.

Но помимо версий политических и профессиональных, существует версия весьма приземленная и даже банальная, а именно — «версия ограбления». Об этом вскользь упоминает Р. Нашсименто, ссылаясь как на собственный опыт общения с Алехиным, так и на статью в «Dia€rio de Lisboa» «Тайна комнаты 43» известного и весьма уважаемого португальского журналиста Артура Портела. Статья Портела вышла в апреле 1946 г. и представила читателю сказочный набор — тут были и партия Алехина с «царем Всея Руси», и присвоение отцу гроссмейстера маршальского звания, и обвинения в попытках самоубийства, о чем никто, кроме Портела, не знал, и встреча накануне смерти с актрисой Вероникой Лейк, в начале 1946 г. разбиравшейся с собственными проблемами за океаном, и много чего другого примерно той же степени реалистичности и вероятности. Однако и Портела, и Нашсименто, знавший Алехина лично, уверяют, что у него в номере хранилась большая ваза из севрского фарфора, которую он якобы намеревался преподнести новому чемпиону. Но после смерти эта ваза исчезла. Та ваза, что видна на фотографиях, вероятно, родом не из Севра. И вот по поводу пропажи вазы Нашсименто высказал такую догадку, основанную, по его собственному признанию, «на письменных и личных свидетельствах». Бельгийский скрипач-виртуоз Э. Изаи скончался в Брюсселе 12 мая 1931 г. Накануне его смерти, по свидетельству лечащего врача Ларуэля, к нему явился молодой скрипач Ф. Ньюман. Изаи попросил сыграть что-нибудь, и молодой человек исполнил просьбу мэтра, последними словами которого были: «Великолепно… финал, немного быстрее… возможно…»

Шли годы, и вот как-то Нашсименто познакомился в Португалии со скрипачом Ньюменом. Тот преподавал в консерватории, где дал несколько концертов в разное время. А еще Ньюмен слыл обладателем скрипки Гварнери или, как утверждает Нашсименто, «драгоценной скрипки Изаи».

Вспомним, что в Москве с Ньюменом встречался А. А. Котов, которому скрипач поведал о своей дружбе с Алехиным, о том, что незадолго до смерти шахматного короля он играл для него в № 43 романс А. Е. Варламова «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Алехин слушал молча и так же молча плакал. Нашсименто уверяет, что никто в то время не знал в Лиссабоне о встречах Ньюмена с Алехиным, но в этом, возможно, и нет ничего удивительного. Было в этих встречах что-то интимное, что-то такое, что не должно было покидать стены комнаты, о чем и гроссмейстер, и музыкант предпочитали не говорить.

Потом Алехин, готовившийся к встрече с Ботвинником, внезапно умер, а Ньюмен отправился в США, прихватив с собой, конечно же, скрипку Гварнери, стоимость которой на тот момент, по утверждению Нашсименто, составляла около пяти миллионов эскудо, к концу же XX в. эта стоимость выросла до двухсот миллионов эскудо. Но тогда же из комнаты Алехина исчезла севрская ваза, цена которой, конечно, отнюдь не сравнится со скрипкой Гварнери, а все же вещица, видимо, была симпатичная. Эти совпадения показались Нашсименто странными — уж больно примечательна склонность Ньюмена «давать скрипичные концерты, когда смерть стоит на пороге». Но, повторимся, это тоже всего лишь версия.