Ганс Рот - Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

31 декабря

После сильнейшей ночной бомбардировки, на рассвете, мы уходим из города. Около 9.00 утра добираемся до места атаки. Обломки грузовика все еще дымятся. На улицах и в канавах изуродованные трупы наших товарищей. У одного лейтенанта вспорота грудная клетка и живот – вывалившиеся кишки замерзают в розовом снегу.

Кабина водителя вся забрызгана кровью жертв этого зверского убийства. Снег усеян письмами. Фотографии вдов и осиротевших детей в крови. Я беру и читаю маленькую приписку на поздравительной открытке: «Папа! Это пишем мы, твоя Инга и наша дорогая мама. Я уже выросла, когда ты вернешься домой?» Инга, Инга, никогда твоему отцу уже домой не вернуться. Черт возьми, у меня на глаза невольно наворачиваются слезы.

Покидаем это ужасающее место. Одна разведгруппа под командованием лейтенанта Зимонса следует по правой стороне улицы. Наша группа – 10 бойцов и два пулемета – следует на восток.

После примерно часа марша по глубокому снегу доходим до какой-то убогой деревеньки – следов присутствия русских нет. С пистолетом к груди допрашиваем местных. Вроде русские этой ночью ушли и сейчас разместились в соседней деревне. Численность – около 500 человек. От этой деревни нас отделяют максимум 800 метров, и что еще важнее – овраг. Безумием было бы попытаться со своими людьми преодолеть его. Но я-то понимаю, что иного выхода нет. Только действовать надо предельно осторожно. Подтаскиваем к краю оврага оба пулемета, устанавливаем их и подготавливаем к стрельбе. Я в бинокль изучаю противоположный край оврага. По моему сигналу пулеметы выпускают несколько длинных очередей.

Сначала вроде никакой реакции, но потом русские выбегают из хат, офицеры сыплют проклятиями, орут – в общем, паника, полный хаос. Мои ребята стреляют как надо и даже с приличного расстояния срезают очень многих. Но тут раздается свист уже с другой стороны. Самое время смываться. Два часа спустя мы встречаемся в условленном месте со второй разведгруппой. Выясняется, что у них стычек с врагом не было. Завтра мы точно снова явимся сюда и выкурим иванов отсюда. Мы не знаем как, но знаем, что по-другому просто нельзя.

Полузамерзшие, к вечеру доходим до Обояни. По пути нас атаковали истребители-бипланы. Двое раненых. На нашей зимней квартире пьянка – снабженцы подозрительно расщедрились: ликер, прекрасный французский коньяк «Хеннесси».

И вдруг до нас всех доходит: сегодня же Новый год! Напиваемся так, что наутро мучаемся от похмелья. Ну и черт с ним – может, это похмелье последнее в жизни.

Вообще-то ночь вышла не такой уж и спокойной – не раз и не два наведывались русские бомбардировщики. К утру целые улицы представляли собой груды битого кирпича. Миссия по сравниванию города с землей началась.

1 января 1942 г.

ОБОЯНЬ

Получили известие о том, что пути войскового подвоза постоянно атакуются из засад. Враг продвигается по улицам Никольского. С помощью моей разведгруппы убеждаюсь, что в районе селения Пселец (восточнее Обояни) сосредоточены значительные силы противника, с которым мы вступаем в единоборство на линии обороны. Серьезная угроза создалась и для Красниково.

Дивизия получает приказ о начале обороны города. Вот только имеющиеся в нашем распоряжении части малочисленны, кроме того, лишь часть их имеет опыт участия в боевых действиях.

Они собраны из личного состава хозяйственников: мясников, пекарей и так далее. Всего 1000 человек. В полдень появляются русские бомбардировщики. Бомбардировка продолжается до 5.00 утра следующего дня. Большинство зданий располагает прочными подвальными помещениями и фундаментами, поэтому разрушений не так много.

2 января

Вблизи Дмитриевки боевая группа Баргмана оказывает ожесточенное сопротивление атакующим ее превосходящим силам неприятеля. Здесь, как и везде, каждый боец делает все от него зависящее для обороны Обояни. Если это селение попадет к красным, в линии фронта образуется брешь шириной в не одну сотню километров, а связь с Харьковом и Курском будет потеряна. Мы лишимся и доступа к важной железнодорожной линии. Весьма печально, что у людей Баргмана почти не остается боеприпасов.

Боеприпасами загружено 14 грузовиков. Оборону колонны берем на себя мы с Некамом, естественно, и обе наши с ним группы.

Под Кривцово мы попадаем под атаку крупных танковых сил. Эти 52-тонные махины [33] Это 47,5-тонные КВ-1. А 52-тонные КВ-2 (выпущено всего чуть более 200) были потеряны в самом начале войны, тогда же был прекращен выпуск КВ-2. давят наши грузовики словно игрушечные, и боеприпасы в кузовах взрываются. Русские танки давят гусеницами упавших раненых бойцов.

Выстрелом из противотанкового ружья с дистанции 10 метров подожжен средний танк [34] Из противотанкового ружья, способного поражать бронеобъекты с броней до 35 мм, поджечь танк КВ-1, имевший броню 75 мм, было невозможно. Значит, здесь были и легкие танки. . После этого остальные танки поворачивают к нам, и мы как сумасшедшие несемся метров двадцать, пытаясь уйти от них. Вслед нам стреляют, над головой свистят пули. Вот черт! Бросаюсь в глубокий снег, сильно ударившись головой о пенек. Я весь в крови. Боже! Я задыхаюсь и вообще на пределе сил. Выпучив глаза, продолжаю бежать. Уйти! Убежать как можно дальше! Только бы добежать до того лесочка! Ну а остальные? Куда они подевались? И снова пули визжат прямо у моих ушей. Справа ко мне бегут человек десять красноармейцев. Все! Это конец! И тут мне пришла в голову идея. Пробежав еще с десяток метров под пулями врага, я внезапно останавливаюсь и, резко взмахнув руками и завертевшись на месте, валюсь в снег!

Подбегают русские, один из них ногой пинает меня в грудь и живот, они видят мое окровавленное лицо и обмундирование. Судя по всему, они уже приготовились то ли обшарить мои карманы, то ли снять с меня все, что можно, но вдруг раздается хриплый крик одного из танкистов. Судя по всему, приказ оставить меня в покое – мол, я все равно труп – и следовать дальше. Они оставляют меня в покое, пнув на прощание сапогом по ноге, и убираются прочь.

Черт возьми, жив! Я жив! Спасся! Вот только автомат они у меня утащили. И почему-то пилотку с головы сняли.

Бывает, что простому солдату везет! Меня спасло отсутствие галунов и ленты Железного креста, да и окровавленная физиономия. Я осторожно скатываюсь в канавку в снегу, протянувшуюся до самого леса. Под защитой деревьев я чувствую, что опасность миновала окончательно, и даю волю нервам. Грудь и живот побаливают от ударов красных.

Но, как бы то ни было, вперед! И еще раз вперед! Холод совершенно жуткий, так что больше движения. Быстро стаскиваю носки и обматываю ими голову, чтобы мозги не застудить. Ночь лунная, и окольными путями я добираюсь до Красникова. Небо над Обоянью багрово-красное, ясно слышны разрывы бомб.