Ганс Рот - Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

Мы следуем по лесистой местности. Многое бы мы отдали сейчас, чтоб оказаться в наших траншеях и окопах! И не только из-за 35-градусных [15–20-градусных] морозов. Скорее, потому, что если ты в траншее, то знаешь, что твой враг прямо перед тобой. А здесь, на дороге, он может быть где угодно. Повсюду. Он может залечь в вырытых в снегу окопах, в кустах и подкарауливать нас.

25 января

Ворошилово – кучи обломков, прорезанные убогой системой траншей, – это и есть наши новые позиции. Ежедневные артобстрелы не дают снегу залеживаться. Как рассказали нам наши товарищи, это место можно считать «линией фронта», потому что вечно здесь что-то горит, зато около огня можно хоть иногда погреться. Если не считать артобстрелов, ничего особенного сегодня здесь не происходило. На той стороне, впрочем как и здесь, солдаты отдыхают после вчерашнего крупного наступления.

26 января

Во второй половине дня инцидент, не особо важный, но тем не менее беспокоящий. Группа русских подобралась к нашим позициям чуть ли не вплотную, мы их заметили только тогда, когда в нас полетели ручные гранаты, а потом они удрали, и мы не успели ни увидеть их, ни открыть по ним огонь. Уже совсем вдали мы разглядели несколько фигурок в полушубках, но они быстро потерялись в снегу. Так что ничего не поделаешь. Дали очередь из пулемета, да толку никакого – только фонтанчики снега поднимались, искрясь в солнечном свете, но группы русских уже и след простыл – убрались в мертвую зону.

У фронтового солдата со временем вырабатывается шестое чувство, и оно подсказывает нам, что скоро здесь разразится самый настоящий ад. На соседнем участке рядом с саперами, обороняющими позиции у дороги, бойцы уже не скрывают обеспокоенности. И как раз, когда к нам привозят вечерний суп, начинает молотить пулемет. Суп мы, конечно, едим, но и не расслабляемся.

Зенитные орудия первыми открывают огонь начинающегося боя. И вскоре после них, когда подают голос винтовки пехотинцев, первый возвратившийся пост наблюдателей сообщает нам такое, что мы побросали ложки, схватили оружие, напялили каски и поспешили на пост боевого охранения, напряженно всматриваясь во тьму. А пока артиллерийские залпы подтвердили то, что фронт нам готовит сюрприз.

Тяжелые снаряды проносятся по воздуху и разрываются у траншей противника. Когда мы выбегаем на дорогу, слева от нее вовсю гремит и грохочет – зенитные орудия, занявшие здесь позиции, осыпают врага снарядами.

Теперь понятно всем и каждому. А поскольку прорыв при поддержке тяжелых танков, пусть даже не такой уж и глубокий, но все же касается и всех нас, отсюда такая спешка и недоеденный суп.

Роте ни к чему ждать особого приглашения. Она должна сама начинать действовать!

Но как это так – наши задеревенелые пальцы не в состоянии нажать на курок в решающий момент? Даже пулеметы и те, наверное, удивляются: как же это никто их не задействует? Черт! Разве такое возможно? Эти солдаты все в нашей форме, ротами устремляются через траншеи, призывно махая руками. И на головах у них наши немецкие каски.

Может такое быть? Может, мы стали жертвой каких-нибудь ночных привидений? Но все мы наготове и не спим. А подполковник, тот, который командует пехотинцами, выскакивает из траншеи:

– Стой! Пароль! Из какого полка?

А мы пока дрожащими пальцами подкручиваем наши прицелы. 200–150–100. Но никто из них не отвечает, и солдаты устремляются на нас. И тут командир, спрыгнув обратно в траншею, побелевшими губами отдает приказ открыть огонь.

Мы негнущимися пальцами стреляем, и в одну секунду вдруг до нас доходит: все эти выкрики и команды нападающих вдруг кажутся нам неразборчивыми, странными. Это не немецкие пехотинцы, не немецкие солдаты – никто из немецких пехотинцев так не скачет. И сплоченный оборонительный огонь встречает нападающих. Нас не собьют с толку ни цвет шинелей, ни наличие немецких касок. Ведем огонь с особой ожесточенностью.

Тем временем за той, первой волной атакующих, что в немецкой форме, по заснеженному полю накатывается следующая, уже в красноармейской.

На нас сотнями устремляются красные, сначала они бегут вплотную друг к другу, потом разбегаются и падают, сраженные нашими пулями. Их столько, что это уже даже не роты и не батальоны. Это полки! Не знаю, сколько мы еще сможем их удерживать. Боеприпасов-то у нас хватает. А вот что будет, когда гранаты кончатся? Но – не забивай голову дурными мыслями, спокойствие прежде всего. И выдержка.

Бой затягивается на всю ночь. Кажется, у русских просто неисчерпаемые резервы. Только утром прибывает подкрепление, а с ним чувство уверенности. Прибывает рота пехотинцев. Невзирая на изнурительный марш, они тут же занимают позиции на нашей истончившейся линии обороны.

27 января

Интенсивная активность разведгрупп и у нас, и у русских. Красные готовят новую атаку. Серьезные потери в результате атак идущих на бреющем русских истребителей и бомбардировщиков.

Во второй половине дня прибывает еще подкрепление: пехота и 20-мм зенитная установка.

28 января

После ночных атак, достаточно ожесточенных, наступает затишье. Красные, скорее всего, понесли серьезные потери – у наших позиций груды трупов. Из наших 88-мм зенитных орудий подбито три танка, один тяжелый.

Возвращаются разведчики и докладывают, что вражеские танки вместе с пехотными частями отступают на северо-восточном направлении. Контратака намечена на ночь. Одновременно с этим получаем приказ следовать на другой участок. Плохо! Всегда так – стоит опасности миновать, как мы больше не нужны! Та же история!

Я спрашиваю, что за огонь вести сегодня.

– Все равно какой!

30 января

Никогда раньше я не понимал необозримости пространств России до тех пор, пока не увидел покрытых толстым слоем снега полей и лесов. Впервые за долгое время нет этого ледяного ветра и снегопадов. И впервые нашим взорам предстает безграничность пространств России. До самого горизонта глазу не за что зацепиться.

У русских полно тайных укрытий. Здесь, справа от небольшой деревни, скрытая от глаза, и проходит линия обороны врага. Здесь, в верховьях реки Северский Донец, располагается Грязное [35] На самом деле в верховьях реки Псёл, около 40 км юго-западнее Прохоровки. – маленькое, неописуемое село, за которое мы сражались несколько недель. Большевики почти взяли его, но в решающий момент воля и стойкость германского солдата обеспечили победу нам.

Но теперь здесь тишь и благодать. На сей раз мы здесь не в роли «пожарной команды». Средней интенсивности артобстрелы, редкие авианалеты, иногда ночные атаки – только и всего! И слава богу, потому что все последние несколько недель здесь черт знает что творилось.