Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

Теперь меня никто не любил и не пытался вытянуть из грязи. Я остался один и мог продолжать жить как хочу.

Солнце уже зашло. Зажглись уличные фонари. Я покинул сквер и направился в ближайший знакомый бар.

В обнимку со своей паникой, алкоголизмом и распущенностью.

Побывав в рок-клубе «У Дона Хилла» в Сохо впервые, я сломал лодыжку. Случилось это давно, в 1995 году. Под конец вечера мне, абсолютно пьяному, пришло в голову забраться на сцену и потанцевать под «I Wanna Be Your Dog» группы Stooges. Весело попрыгав минут пять, я свалился со сцены.

Женщина из «Elektra», моего звукозаписывающего лейбла, отвезла меня на такси домой и вызвала «скорую». Неделей позже я вернулся к «Дону Хиллу» на костылях и с того времени стал там завсегдатаем.

Сегодня я пришел сюда посмотреть на группу Satanicide. Двое моих друзей, талантливый вокалист Фил и гитарист-виртуоз Дейл, в шутку собрали коллектив рок-музыкантов, который, по замыслу, пародировал бы глэм-метал-группы 80-х годов. Но, сыграв несколько концертов, они поняли, что исполняют хороший глэм-метал-рок. И вычеркнули из своих афиш слово «пародия».

К полуночи я выпил шесть или семь порций водки с содовой и был на полпути к тому, чтобы напиться. Фил и Дэйл, выйдя на бис, вытащили меня на сцену и дали гитару, чтобы я мог сыграть с ними «Whole Lotta Love» группы Led Zeppelin. Эта песня с музыкой из трех нот была идеальным кавером для дешевого бара в полночь: ее все любили, и пьяные музыканты – вроде меня в тот час – могли не заморачиваться техникой исполнения.

Фил жил в Челси с женой и сыном и работал в юридической фирме. Дэйл был успешным модным фотографом. Но на концертах Satanicide Фил пел без рубашки и скакал по сцене в крохотных серебряных шортах, а Дэйл с подведенными глазами и в длинном черном парике был похож на вампира. Пока я играл соло, они осыпали меня блестками, а потом держали у моего рта бутылку «Jack Daniel’s», чтобы я мог пить и играть одновременно.

Выступление закончилось, и я пошел к бару. Незнакомцы хлопали меня по спине. Молодая привлекательная женщина, стоявшая у стойки, посмотрела на меня взглядом, который говорил: «Я знаю, кто ты, и ты мне нравишься!»

– Купить вам выпить? – просто спросил я. Звучало банально, зато искренне.

– Да. Я буду то же, что и вы.

Мы взяли напитки и пошли к одной из черных виниловых банкеток. Я представился.

– Я знаю, кто вы, – кокетливо улыбнулась она. Ее звали Пэм; она была высокой, светловолосой и выглядела как русская стюардесса. Через несколько минут, выпив водку и не пытаясь больше разговаривать, перекрикивая Satanicide, мы стали целоваться.

– Хочешь, пойдем ко мне? – спросила она. – Я живу недалеко.

– Конечно!

Мы вышли через заднюю дверь как раз в тот момент, когда группа на сцене начала играть металлическую версию «Total Eclipse of the Heart».

Квартира Пэм находилась в двух кварталах от клуба, на четвертом этаже старого многоквартирного дома на Салливан-стрит, и это было самое миниатюрное жилище, в котором мне доводилось бывать. Маленькая комнатка с кроватью и креслом, ободранная ванная и крошечная кухня, больше похожая на шкаф с плитой.

Пэм закрыла входную дверь, и мы без всяких предисловий избавились от одежды и стали заниматься сексом на ее узкой кровати. Потом она открыла окно, закурила и сказала:

– Я рада, что мы снова встретились.

Снова?! Мне казалось, что мы только познакомились!

Я внимательно всмотрелся в ее лицо и вспомнил: в конце 90-х, когда провалился мой альбом Animal Rights, мы пару раз встречались и переспали по пьяни. Мне было стыдно оттого, что я не узнал Пэм. Правда, этим вечером я познакомился с блондинкой, а в то время она была брюнеткой.

А еще я тогда беспробудно пил. Впрочем, и сейчас тоже.

Громкий писк дверного звонка не дал мне произнести слова оправдания. Пэм не пошевелилась. Через пять секунд он снова запищал. И опять. Пэм, казалось, не слышала.

– Ты не будешь открывать? – осторожно осведомился я.

– Это мой бывший, – скривила она губы и ткнула окурок в пепельницу. – Он чокнутый.

Звонки продолжались, а потом раздался грохот: в дверь ударили кулаком.

Пока я играл соло, они осыпали меня блестками, а потом держали у моего рта бутылку «Jack Daniel’s», чтобы я мог пить и играть одновременно.

– Пэм! – рычал ее бывший, молотя по металлической двери. – Открой гребаную дверь!

Мы лежали без движения и без слов. Квартира была настолько мала, что кровать стояла всего в метре от входной двери. Стук и крики продолжались:

– Пэм! Открой эту чертову дверь!

– Ш-ш-ш-ш, – шепнула мне Пэм, как будто я нуждался в напоминании о том, что нужно молчать.

Потом крик сменился плачем.

– Пэм, – стонал «бывший», – ну же, впусти меня!

Еще через несколько минут он сдался. Мы слышали, как он уходит, каблуки ботинок застучали по ступенькам лестницы.

– Почему он пришел, если вы расстались? – спросил я.

– На самом деле, – ответила Пэм, – он не бывший. Он все еще мой бойфренд. Он полицейский.

«О, бойфренд-полицейский! – ужаснулся я. – Он, наверное, сейчас выжидает за углом с пистолетом в руке! И легко убьет того, кто по пьяни переспал с его девушкой!»

– Надо позвонить ему, – сказала Пэм. Она включила свет, и я увидел: повсюду на постели была кровь – на простынях, на одеяле. И на мне тоже.

– Что это?! Ты в порядке?! – испугался я.

Она посмотрела на простыни.

– А, это… Иногда, когда я занимаюсь сексом, у меня во влагалище лопаются кисты. А может, месячные начинаются, – сказала она обескураживающе спокойно.

Крови было больше, чем мне когда-либо в жизни приходилось видеть. Это было ужасно. И в то же время меня стало распирать от гордости. Когда-то я был трезвенником и изучал Библию, а теперь, пьяный и перемазанный в крови, лежал в крохотной квартирке в постели с молодой женщиной, а на улице озлобленный коп поджидал меня, чтобы пристрелить. Мне показалось, что в кресле у кровати сидит призрак Чарльза Буковски [141] Чарльз Буковски – американский писатель и поэт, представитель «грязного реализма». и шепчет мне: «Молодец!»

Пэм позвонила своему бойфренду.

– Привет, я не дома, – сказала она. – Ладно, милый. Иду… Нет, не приходи сюда.

И повесила трубку.

Я хотел заметить, что сказать «я не дома», а потом «не приходи сюда» – было нелогично. Но решил, что это не мое дело.

Пэм села в кресло и безмятежно стала глядеть на меня.

– Наверное, мне пора идти, – сказал я, выбираясь из кровати и натягивая одежду на измазанное в крови тело.

– Выходи спокойно, – проинструктировала она. – Если увидишь его, не обращай внимания.

Она пожала мне руку, словно мы прощались после деловой встречи за обедом с холодным чаем и салатом.

– Рада была еще раз встретиться, Моби.